На мой взгляд сложнее всего переводить ритмическую прозу и поток сознания. А если они встречаются вместе, то сложность перевода удваивается. Такой подход применил в своём романе Андрей Белый в романе «Петербург».
Если говорить про сложность перевода ритмичности в романе «Петербург», то лучше привести пример:
«В лакированном доме житейские грозы протекали бесшумно; тем не менее грозы житейские протекали здесь гибельно: событьями не гремели они; не блистали в сердца очистительно стрелами молний; но из хриплого горла струёй ядовитых флюидов вырывали воздух они; и крутились в сознании обитателей мозговые какие-то игры, как густые пары в герметически закупоренных котлах».
Как мы можем заметить, ритм повествования в романе нестабильный, и отдельные интонации постоянно сменяют друг друга. В этом интонационном разнообразии навязчиво повторяются визуально акцентированные фразы, превращающиеся в звуковые лейтмотивы, влияющие на восприятие происходящего и дополнительно связывающие части произведения друг с другом.
Если говорить об элементах потока сознания в романе, то здесь лучше обратиться к словам Николая Бердяева о «Петербурге». Персонажи Андрея Белого, по словам русского философа, «декристаллизуются и распыляются»; в тексте утрачиваются «грани, отделяющие одного человека от другого и от предмета»; возникают странные взаимопереходы, когда «один человек переходит в другого», «один предмет переходит в другой», «физический план — в астральный план», «мозговой процесс — в бытийственный процесс». Таким образом создаётся «мозговая игра» в романе. В романе присутствуют элементы бреда, галлюцинации, описание сновидений, что, как мне кажется, осложняет перевод.
Одним из самых труднопереводимых романов считается «Улисс» Джеймса Джойса. В филологических кругах его часто сравнивают с «Петербургом» Андрея Белого, как раз за своё стилистическое новаторство и разнообразие.