Как понимать то, что Иисус просил миновать чашу и называл Бога «Единым и Истинным»? При такой мотивации кем бы Он был, будучи не распятым?

В следствие ипостасного соединения двух природ в Иисусе Христе по отношению к Нему Самому Одно и то же Лицо воплотившегося Бога Слова может именоваться и Богом, и Человеком. Человеческие свойства здесь могут приписываться Христу как Богу, например: «…ибо если бы познали, то не распяли бы Господа славы» (1Кор.2,8) и еще: «Первый человек – из земли, перстный; второй человек – Господь с неба» (1Кор.15:47) и наоборот, свойства Божественные приписываются Христу как Человеку: «Никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын Человеческий, сущий на небесах» (Ин.3,13).  Вследствие ипостасного соединения, две природы во Христе находятся в срастворении, являются соединенными и взаимно друг в друга проникающими. Такое взаимообщение свойств двух природ во Христе так же может называться перехорезисом (περιχώρησις). Свят. Григорий Нисский говорит: «По причине совершенного единения воспринятой плоти и восприемлющего Божества имена взаимно заменяются, так что и человеческое называется Божеским и Божеское – человеческим».  Стоит заметить, что наименования - Сын Человеческий и Сын Божий, отнесенные в Писании к Иисусу Христу обозначают человеческую и Божественную природы, действующие в одном Его лице. Во Христе есть только одно «Я» и это «Я» тождественно Второму Лицу Пресвятой Троицы, Сыну Божию. Это «Я» живет, действует и сознает Себя в двух природах, по Божеству и по человечеству. Во Христе есть полная человеческая природа, которая включает в себя человеческое тело, разумную человеческую душу, даже человеческое сознание. Но Тот, Кто обладает этой природой, Тот, Кто через эту природу живет и действует, Кто осознает Себя через эту природу, есть Бог – Второе Лицо Пресвятой Троицы.

В Писании так же можно встретить так называемые «теопасхитские» выражения, в которых о Боге говорится как о субъекте страдания и смерти во Христе. Здесь прежде всего нужно понимать, что речь идет здесь именно  о человеческой природе Христа, существующей в Ипостаси воплотившегося Бога Слова. Таким образом, допустимо говорить о Боге как о Субъекте смерти и страданий не потому, что подвергалось страданию Божественное естество, но только в том смысле, что Бог «пострадал плотью».  И поскольку жизнь человеческой природы во Христе является содержанием жизни Божественного Лица, все то, что претерпевает человеческая природа Спасителя, усвояется и относится к единому Лицу – Второму Лицу Пресвятой Троицы, Сыну Божию. Божественная же природа остается в Нем бесстрастной.

Таким образом, в каждом действии Христа можно видеть два различных действования, так как Христос действует через обе Свои природы, – подобно тому, как раскаленный докрасна меч в одно и то же время режет и жжет: «Он режет, поскольку он – железо, и жжет, поскольку он – огонь». Каждая природа действует сообразно своим свойствам: рука Человека поднимает с одра девицу, Божество ее воскрешает; ноги Человека ступают по поверхности вод, Божество водную поверхность укрепляет. «Не человеческая природа воскресила Лазаря, но и не Божество проливало слезы у его гроба», – говорит святой Иоанн Дамаскин.

 Воля Божественная во Христе, говорит Иоанн Дамаскин, позволяла воле человеческой изволять, полностью проявлять то, что свойственно человеку. Она каждый раз так предшествовала воле человеческой, что человечество Христа хотело «Божественно», хотело в согласии с Божеством, Которое давало человечеству полностью себя проявлять. Так, Его тело испытывает голод и жажду, душа Его любит, скорбит о смерти Лазаря, возмущается, Его человеческий дух прибегает к молитве, которая есть пища всякого тварного духа. Гефсиманская молитва была выражением ужаса перед смертью, говорит Владимир Лосский, она была реакцией, свойственной всякой человеческой природе, особенно же природе нерастленной, которая не должна была испытывать смерти, для которой смерть могла быть только вольным, противоприродным раздранием. «Когда воля человеческая, – говорит святой Иоанн Дамаскин, – отказывалась принять смерть, а воля Божественная позволяла этому проявлению человечества, тогда Господь сообразно Своей человеческой природе находился в борьбе и страхе. Он молился, чтобы избежать смерти. Но так как Его Божественная воля желала чтобы Его воля человеческая приняла смерть, – страдание стало вольным и по человечеству Христову». Посему и последний вопль смертной скорби Христа на кресте был проявлением его истинного человечества, которое вольно претерпевало смерть, как крайнее истощание, как завершение Божественного кенозиса. 

Божественное уничижение – кенозис, это не оскудение Божества во Христе, но невыразимое снисхождение Сына, принявшего образ раба, Который будучи нетленным и бессмертным по Своей человеческой природе, к тому же обоженной в ипостаси Бога Слова, добровольно подверг Себя всем последствиям греха, став мужем скорбей, о чем так ярко говорит Исаия (Ис. 53, 3). Христос ввел в Свою Божественную Личность всю немощь искаженной грехом человеческой природы, приспособляя Себя к той исторической реальности, в которой должно было произойти воплощение. Поэтому земная жизнь Христа была постоянным уничижением: Его человеческая воля непрестанно отказывалась от того, что Ему было свойственно по природе, и принимала то, что противоречило нетленному и обоженному человечеству: голод, жажду, усталость, скорбь, страдания и, наконец, крестную смерть. 

Таким образом,  Личность Христа, до окончания Его искупительного дела, до воскресения, имела в своем человечестве как бы два различных полюса – естественные нетленность и бесстрастие, свойственные природе совершенной и обоженной, и в то же время добровольно принятые тленность и подверженность страданиям, как условия, которым сама Его Личность уничиженно подчинилась и непрестанно подчиняла Свое свободное от греха человечество. Первое было как бы сокрыто вторым и обнаружилось всего однажды, когда Господь дал увидеть Себя трем апостолам таким, каким Он был по Своему обоженному человечеству, в сиянии света Своего Божества. Обоженное Божественными энергиями человечество Слова не может после воскресения и Пятидесятницы представляться сынам Церкви иначе, как только в этом прославленном виде, сокрытом для очей человеческих до пришествия благодати. Это человечество являет Божество, Которое есть сияние, общее трем Лицам Святой Троицы. Этот царственный аспект Христа – «Единого от Святыя Троицы», – пришедшего в мир, чтобы победить смерть и освободить узников, свойствен духу Православия во все времена и во всех странах. Даже страдания, даже сама смерть на кресте и положение во гроб обретают характер торжества, в котором Божественное величие Христа, совершающего тайну нашего спасения, просвечивает сквозь образы уничижения и оставленности.

____________________________________

При подготовке ответа использовались следующие источники: 

профессор Владимир Николаевич Лосский «Очерк мистического богословия Восточной Церкви» https://azbyka.ru/otechnik/Vladimir_Losskij/ocherk-misticheskogo-bogoslovija-vostochnoj-tserkvi/7

протоиерей Олег Давыденков «Догматическое богословие» https://azbyka.ru/otechnik/Oleg_Davydenkov/dogmaticheskoe-bogoslovie/8_14_3