Может ли культурный человек писать с ошибками?

Вопрос, начинающийся на “может” — решается за несколько секунд в поисковике. Достаточно одного прецедента. История предлагает намного больше: Фолкнер, Эйнштейн, Джейн Остин, да Винчи, Китс и многие другие — писали с ошибками и вроде вполне культурны. Кроме того, уже само существование профессии корректора должно наверное о чём-нибудь говорить.

Чрезмерная привязка грамотности к культуре вообще является следствием государственной стандартизации, то есть касается культуры только через призму, по большому счёту, насилия — когда центр начинает заглатывать народы других диалектов и языков, бюрократический аппарат разрастается для обеспечения удалённой власти, и в какой-то момент ресурсы позволяют начать конвертировать население из плюрализма локальных говоров в тысячелетний ein Volk. В ходе чего столичный диалект объявляется единственной правильной формой всего языка в целом, а накопленная изменчивость переоформляется в список правил и исключений. 

Именно поэтому китайский кэцзюй, будучи охрененным для своего времени средством социальной мобильности, возник именно после переобъединения страны в среднеимперском периоде. Именно поэтому самые дебильные правила английского адаптированы из латыни, и идут поперёк логики германских языков. И да, именно поэтому чукча в анекдотах говорит смищно. Не потому, что чукчи говорят смищно — а потому, что бытовая ксенофобия маргинализирует живых людей в том числе на уровне языка, и титульная нация, в припадке Стокгольмского прескриптивизма, кидается на эту возможность с непомерной охотой.

Последствия предсказуемы. Запрос “украинский язык не существует”, к примеру, даёт в Гугле 4 миллиона результатов. 

Но проблема идёт и дальше.

Семиотически, речь и язык в принципе разделены. Речь — это “эй”, биологически обусловленное прямое взаимодействие между людьми, включающее также вздохи, жесты и выражение глаз. Язык — это формальная система, в которой также возможны эмозди, нотная грамота, цвета светофоров и вещи вроде “Twas brillig, and the slithy toves”. То есть, язык и речь никогда, при всём желании, не будут совпадать один к одному. Они тянут в разные стороны. Между ними возможна только изменчивая договорённость.

Так вот, и если помножить это на изменчивость культуры вообще — факт в том, что любое сообщество использует некий один диалект чтобы говорить на этом диалекте внутри себя — и если человек хочет, чтобы его принимали всерьёз, ему придётся следовать этому диалекту хотя бы в какой-то мере. Остальное вопрос локальности. Так, бюрократический язык, по крайней мере в здоровом государстве, будет отличаться от воровского жаргона — и напротив, лузгая на районе семки вы вряд ли обратитесь к пацанам слогом налоговой декларации.

Поэтому когда на Кью учительница русского языка и литературы, в письменном тексте, который легко проверить и легко исправить, не может разобраться, с какой стороны запятой ставится пробел — это вызывает вопросы.

Как это всё примирить — я не знаю. Никто не знает. Но во всяком случае, есть разница между поддержанием локальной релятивистской нормы, и травлей ближнего своего на основании минимальной инаковости, которая может даже не быть ошибкой.

С которыми культурные люди пишут. Можете даже не сомневаться.