Очень удачный вопрос, и очень верно отвечает на него и Лев Ивлев, ибо, по самой природе реализации Ментального, у человека всегда обнаруживается и конструтив к оправданию собственной теории, что не есть нечто сугубо негативное, ибо ad libitum проекция собственной теории или убеждения, как раз и призвана находить соответствия этой теории, и только тщательно проведённое доказательство только и может довести пределы верности (или неверности) теории в том или ином уровне ея абстракции, ибо Доктрина фаллибилизма (по фальсификационизму К.Поппера) доводит непременную и нескончаемую корректируемость любых опытно добытых истин и теорий. Но это неозначает того, что Познание бесполезно. Нет, ни в коем случае. Просто неограничено само совершенствование Познания на пути к ИСТИНЕ, ибо никакой язык не в состоянии выразить Истину (ограничения Гёделя, Тарского),да и вообще, Универсумы (а Истина суть Универсум) неописуемы (Ч.С.Пирс).
А в общем, в области опытно ассоциированных интерпртаций, теорий и их пардигмальных каркасов — дело обстоит следующим образом, как то Кайл Stanford указывает в контексте своей работы «недоопределенность научных теорий», со ссылкой на Андре Кукла:
- Вполне обоснуемым есть тот факт, что для любой теории T полагается возможность сразу предполагать и некие интерпретации, в том числе ввиде: что Т' (утверждение, что Т' наблюдаемые следствия s верны, но Т сама по себе является ложной); Т" (утверждение, что реальность ведёт себя в соответствии с Т, при наблюдении, но имеет и конкретные несовместимые альтернативы косвенным образом [допустим как препятствие к обобщению и совместимости с действующими другими парадигмами]), что есть гипотеза, что на опыте всегда будут имеет место манипуляции представлениями теории таким образом, чтобы создать впечатление, что Т верно. На такие возможности, Кайл Stanford утверждает, что это в общем не более, чем своего рода злой демон, к которому Декарт обратился, дабы сомневаться в любых из его убеждений, которые могли бы быть подвергнуты сомнению. Что вообще-то, по недоопределённости, выражает непременную естественную незавершённость и глобальных алгоритмов любых верных теорий. Такие радикально скептические сценарии представляют столь же мощный (так и бессильный) вызов любой претензии знаний вообще, независимо от того, как оно представлено или оправдано, и, следовательно, не представляют особую проблему или вообще проблему для убеждений, представляющих нам нашу теоретическую науку. Возможность утверждения другого пути (если мы выбираем некую научную теорию) существует, только если ключевые из интерпретаций, которые мы могли бы генерировать из данной алгоритмической стратегии, являются приемлемыми, и большая часть всего, что мы первоначально учитывали, тем не менее оказывается непосредственно верным, только в стратегии выбираемого другого пути, что определяет строгость научной феноменологии.
Тут философия этого вопроса такова, что по сути философски приемлемым есть исследование любой теории для полной отдачи языка в этом направлении с анализом результатов — "А к каким выводам и к каким последствиям приводит именно задаваемое теорией исследование языка", что фундирует и высокую философскую значимость исследований религиозных и мистических мифологем, конечно же в контексте уже полученного человечеством Знания. И именно в этом ключе Метафизику преподносит С.Крипке (в рамках каузальной онтологии его "Теории референции"), как обобщения максимальных достижений языка у целых сообществ, продолжая в том идеи позднего Витгенштейна, ибо этом, в том же смысле о философии теоретики, говорил и сам Людвиг Витгенштейн (Логико Философский Трактат):
- «Язык переодевает мысли. Причем настолько, что внешняя форма одежды не позволяет судить о форме облаченной в неё мысли; дело в том, что внешняя форма одежды создавалась с совершенно иными целями, отнюдь не для того, чтобы судить о ней по форме тела. Молчаливо принимаемые соглашения, служащие пониманию повседневного языка, чрезмерно сложны. Большинство предложений и вопросов, трактуемых как философские, не ложны, а бессмысленны… Большинство предложений и вопросов философа коренится в нашем непонимании логики языка… И неудивительно, что самые глубокие проблемы — это, по сути, не проблемы. Вся философия — это критика языка [4.002, 4.003, 4.0031]»; «Смысл предложений — его соответствие и несоответствие возможностям существования или несуществования со-бытий [4.2]»; «Мы чувствуем, что, если бы даже были получены ответы на все возможные научные вопросы, наши жизненные проблемы совсем не были бы затронуты этим… Решение жизненной проблемы мы замечаем по исчезновению этой проблемы. (Не потому ли те, кому после долгих сомнений стал ясен смысл жизни, все же не в состоянии сказать, в чем состоит этот смысл.) В самом деле, существует невысказываемое. Оно показывает себя, это — мистическое» [6.52—6.522]. Мистическое проявляет не то, как мир есть, а что он есть. «Смысл мира должен находиться вне мира. В мире всё есть, как оно есть, и всё происходит, как оно происходит; в нём нет ценности — а если бы она и была, то не имела бы ценности. То, что делает его не случайным, не может находиться в мире, ибо иначе оно бы вновь стало случайным. Оно должно находиться вне мира… Высшее не выразить предложениями … Так же, как со смертью, мир не изменяется, а прекращается. Смерть не событие жизни. Стало быть наша жизнь не имеет конца, так же как наше поле зрения не имеет границ [6.41, 6.42, 6.431, 6.4311]»; По существу (продолжает Витгенштейн) язык не есть формальное единство, как мы воображали, — это семейство конструктов, более или менее похожих друг на друга. «Как же тогда быть с логикой? Ведь её строгость оказывается обманчивой. А не исчезает ли вместе с тем и сама логика? Ибо как логика может поступиться своей строгостью? Ждать от неё послаблений в том, что касается строгости, понятно, не приходится. Предрассудок кристальной чистоты логики может быть устранён лишь в том случае, если развернуть всё наше исследование в ином направлении… Проблемы решаются не через приобретение нового опыта, а путём упорядочения уже давно известного. Философия есть борьба против зачаровывания нашего интеллекта средствами нашего языка… Нас берёт в плен картина. И мы не можем выйти за её пределы, ибо она заключена в нашем языке и тот как бы нещадно повторяет её нам (прямым интуитивным ея происхождением и апперцепцией: компиляторное дополнение). Когда философы употребляют слово — "знание", "бытие", "объект", "я", "предложение" , "имя" — и пытаются схватить сущность вещи, то всегда следует спрашивать: откуда оно родом? [108—109, 115, 116]» (Витгенштейн Л. «Философские исследования» // Философские работы. Ч. 1. — М.: «Гнозис», 1994. — с. 126-128.)
Тут смысл в том, что (как утверждает Пирс (66)) реально существуют только универсалии – как истинные обобщения познающего духа [Как реальность наших объективных о действительности представлений, сформированных осознанием прошлого {аппелирущего ко всей интеллектуальной наследственности в проявлении языка у целых сообществ (на основе максимальной суммы субъективных психологических ⟨качественных⟩ реальностей),--- что и есть и методология, и Возможность объективного установления Максимально возможной Истины, которая только возможна к установлению}, в апперцептивно репрезентирующемся гештальте интенций восприятия настоящего (в смысле философской всеобщности трактовки формы S5 А.Плантинга), более чем очевидно представляя Темпоральный прогресс сознания в статусе Единства с сущностью сознания]. Реальность разлучается с существованием [в том смысле, каким оно понимается в сознании] – это, другая форма уже упомянутого нами парадокса. "Решить" его Пирсу удается только по-Кантовски - разведя "реальность" и "существование" по разные стороны возведенной им самим баррикады: индивиды, объекты, как бесконечные совокупности определений [сознания] не могут быть актуализированы в конечном опыте ("измерены человеческой мерой") и, следовательно, не обладают "реальностью", хотя и существуют. “Если человек есть мера всех вещей, как говорил Протагор, тогда нет никакой завершённой реальности; но даже тогда бытие, конечно, есть”350 - писал Ч.С.Пирс.
ВЫВОДОМ может служить тот факт, что лучшие из учёных реально честны, что продвижение к прогрессу Познания, в этой ими представляемой Теоретике и ея парадигмальном каркасе, — таковы, что ПРИЕМЛЕМЫМИ ЕСТЬ ВОТ ЭТИ ИХ РЕЗУЛЬТАТЫ. Но большинство учёных таки находятся исключительно в плену их поверхностных (имплицитных убеждениям) представлений, и рассматривать свои представления в проверочных парадигмах — они просто НЕ В СОСТОЯНИИ.
Выходом из создавшегося тупика протекций как себя изживших, так и себя изживающих, видится как правило обновление молодыми талантами, как по этому поводу высказался Вольфганг Паули (что повторил Томас Кун в работе "Смена парадигм"), взгляды (теории) уходят с научной сцены вместе с их носителями (т.е. вместе с тупорыло умалишённо отстаивающими старое), а новые веяния воспринимаются молодым поколением с лёгкостью, как-будто они родились с ними.
Это отмечено и в виде Трёх законов Кларка: 1---Когда уважаемый, но пожилой учёный утверждает, что что-то возможно, то он почти наверняка прав. Когда он утверждает, что что-то невозможно, — он, весьма вероятно, ошибается. 2---Единственный способ обнаружения пределов возможного состоит в том, чтобы отважиться сделать шаг в невозможное. 3---Любая достаточно развитая технология неотличима от магии.
Вы, Р.Н., ещё должны были вспомнить, кажется, (забыл как по имени -Л.К.) Карла Поппера.
Л.К.
"Почему не покрашен... Читать дальше
Конечно же, далеко не все. Многие ученые по тем или иным причинам отдают предпочтение спекулятивным, неподтвержденным или устаревшим теориям и концепциям. Например, у нас в языкознании великое множество статей и диссертаций... Читать далее
В философской традиции рассуждения об абсолютных смыслах, хоть и встречаются, однако носят обособленный индивидуальный характер. Образно говоря рассмотрение всего и ничего возможно лишь с позиции глубокого абстрагирования.... Читать далее
Разве смыслы не субъективны?
)
Если брать в целом всех учёных, то выяснится, что все они такие же люди, как и все остальные и отличаются от нас только более развитым умом. Поэтому среди них есть все категории наличия как благородных черт, так и всех людских пороков.
Учёные - тоже люди, в отношении честности всякое случается. Правда, одно из требований в отношении научных сведений - верифицируемость их. Так что если сведения не проходят проверку, то репутация учёного может сильно пострадать
Более значимым критерием является объективность. Если учёный не объективен, он по определению не может быть честен (честность - от слова "честь"). Возможно искренне (не путать с честностью) заблуждаться, имея право на ошибку... Читать далее
За всех не скажу. Но если мне начальство предоставляет достаточно ресурсов, времени для экспериментов и обобщений, я честен. Если топает ногами и требует результат, не давая нужного пространства для оного, я выдаю наукообразную... Читать далее
Когда ученое сообщество охватывает эпидемия безумия, все ученые становятся шарлатанами. Яркий пример - дарвинизм: учение, не находящее подтверждения ни в чём, а точнее, опровергаемое природой на каждом шагу, уже полтора... Читать далее