Может ли искусство не нести никакого послания?

Вопрос о послании произведения искусства нужно исследовать, отбросив стандартную моносемичную одностороннюю модель субъекта, передающего запланированное послание. На этот вопрос частично отвечает знаменитая формула Маршалла Маклюэна: «The medium is the message». Медиум и есть послание.

Согласно известному искусствоведу и философу Борису Гройсу, в этой фразе утверждается, что медиум, в котором субъект языка воплотил некое высказывание (будь этот медиум устной речью, текстом, живописью, фотографией, фильмом, танцем и т.д.), одновременно и параллельно последнему образует свое собственное высказывание - причем субъект сообщения редко осознает это высказывание медиума и никогда не может сознательно его контролировать. И это значит, что, высказывая нечто, то есть комбинируя определенные знаки в контексте знаковой игры так, что эта комбинация передает вкладываемый нами смысл, мы де факто делаем не одно высказывание, а два разных. При этом одно высказывание содержит то, что мы сознательно хотели высказать. Это наше послание, наше сообщение - «сознательная» коммуникативная интенция, которую мы стремимся передать при помощи определенной комбинации знаков. Однако одновременно возникает второе высказывание, неподвластное нашему сознательному контролю, - высказывание медиума. Это своего рода послание позади послания - и вне контроля говорящего субъекта.

Это утверждение означает, что все медиа всегда абсолютно откровенны - нам нужно лишь правильно прочесть и понять знаки их откровенности. Это простое предположение безграничной откровенности медиа, конечно же, достойно удивления. Если верить этому утверждению, всякие поиски истины, проявления, обнаружения субмедиального другого излишни. Все знаки на медиальной поверхности «являются» одновременно откровенными знаками субмедиального и передают его послания - нет таких знаков, которые скрывают, заслоняют, сбивают с толку, вводят в заблуждение или делают субмедиальное пространство недоступным.

Для исторического авангарда, например, с самого начала конститутивное значение имело требование устранить из каждого художественного медиума все ему чужеродное, дабы оставить лишь специфические свойства этого медиума. Из живописи следовало устранить все миметическое, сюжетное, литературное, чтобы показать чистую комбинацию форм и цветов; из поэзии следовало устранить наррацию и изобразительность, чтобы показать чистое звучание языка или чистую форму текста; из музыки следовало устранить все подражательное и мелодически-нарративное, чтобы сделать слышимым чистый звук. Отказ современного искусства от референциальности, от мимесиса не был актом индивидуального произвола, это был результат систематического поиска истины медиального - медиальной откровенности, при которой медиум, обычно скрытый позади заданного (субъектом) сообщения, показал бы свое истинное лицо. Впрочем, этот поиск медиальной откровенности в новаторском искусстве XX века продолжается - в том числе и в эпоху мультимедиальности и так называемого постмодерна. Вместо того чтобы выявлять несущие материалы традиционных, «ремесленных» медиа, таких, как живопись или скульптура, искусство сегодня занимается скорее такими медиа, как институции, рынок или социум.

Интенция классического авангарда изначально заключалась в том, чтобы дать услышать скрытый медиум, вместо того чтобы провозглашать некое собственное послание. Высшая откровенность для художника-авангардиста состоит в том, чтобы обменять знаки своего на знаки медиума, тем самым наделив голосом скрытого, субмедиального субъекта. Таким образом, художник превращался в медиум медиума - а послание медиума делал своим посланием. Но одновременно он делал свое послание посланием медиума. Когда комментаторы кубизма, а вслед за ними и Маклюэн утверждают, что в кубистских картинах со всей откровенностью обнаруживает себя сам медиум, нельзя забывать при этом, что у этих картин также есть свои конкретные авторы. Превращая послание медиума в собственное послание, художник-кубист фактически делает собственное послание посланием медиума. Эффект откровенности изначально включен в сложную наступательно-оборонительную стратегию, предполагающую постоянный обмен знаками между художником и его медиумом.

Автор, который стремится не просто инструментально использовать, а возвестить медиальное для выражения чего-то своего, особенного, разумеется, рассчитывает на то, чтобы обезопасить себя от упразднения посредством медиального. Тот, кто говорит не от своего имени, а от имени медиума, хочет жить вечно - или, по крайней мере, так же долго, как этот медиум. И в этом месте обнаруживается связь между посланием медиального и временем существования знака: если медиум становится знаком, то этот знак благодаря медиальной экономике получает в распоряжение все время медиума. Художник-авангардист, а вслед за ним и нынешний медиа-теоретик стремятся к постоянству - поэтому они и пытаются стать медиумом медиума. Таким образом, они рассчитывают обрести постоянство, недоступное другим, чисто «субъективным» умам. Вопрос о послании произведения искусства является неотъемлемой частью дискурсивного пространства искусства, и несомненно и дальше будет предметом обсуждения теоретиков искусства и медия.