Допустим. Но сформулировать критерии оного не представляется сколько-нибудь возможным.
Был у меня друг, назовём его Саввой. Лет десять назад мы с ним много спорили, по всему, и его позиции были в целом ортодоксальнее. После очередного очень долгого ночного срача, кажется, за непротивление злу или что-то такое (позиции сторон не помню, вру, помню, но не скажу), Савва таки поинтересовался, как у меня дела. Я сказал, что хорошо, читаю Камю. "Камю не к добру" — было мне единственным ответом.
Вот. И с одной стороны, я могу сколько угодно говорить, что искусство по умолчанию нейтрально, и это правда, и оно так, но я не могу не признать, что я очень хорошо понимаю, что Савва имел в виду.
Проведём эксперимент. Представьте себе, что вам нужно описать окружающий мир, используя только слова "есть", "лишь" и "смерть". Как вы их ни крутите, модели выйдут понятно какими. Можно расширить этот вокабуляр до ста слов, но если там будут главным образом только синонимы изначальных, то и мир получится соответствующий.
Каждая книга, каждая картина, даже музыка и архитектура — предлагают нам собственный вокабуляр — не словесный, понятно, а концептуальный. Их всех можно оценивать по тому, что там есть, и чего там нет.
В вокабуляре Толстого, например, есть история, культура, страсть, выбор, есть концепция человеческой природы, и в ней — возможность личного спасения. В вокабуляре Камю нет ничего из этого — у него есть отстранённость, неспособность соединяться с другими людьми, неконтролируемость собственных действий, несконцептуализированность человека, а действие всегда происходит в текущем моменте, без прошлого и без будущего.
Всем очевидно, что Камю, тем не менее, не вреден — едва ли, прочитав Камю, вы немедленно застрелите араба. Но что будет, если взять вокабуляр Камю, и действовать, исходя из него?
Ведь в отсутствие собственного наработанного вокабуляра, у человека есть только тот, что он сознательно или несознательно получает из окружающего мира — от других людей, из телевизора, музыки, книг, игр. Абсолютное большинство людей говорит заимствованным языком, и именно язык очерчивает границы человеческого мира: то, чего вы не можете сформулировать, для вас всё равно что невидимо (а влиять оно всё равно будет).
Хорошее искусство — очень убедительно. Для человека, прочитавшего того же Камю в определённом возрасте, он на долгое время станет главным modus operandi. Его вокабуляр перевесит все остальные.
Проблема в том, что вокабуляр Камю намеренно ограничен. Такие вещи как "я тебя люблю", "прости меня" и "помоги мне" — в нём не сформулировать, а для человеческого, с позволения сказать, духовного выживания они необходимее, чем "сегодня маман умерла". Потому что путь героев Камю всегда довольно односторонний, и вместе с вокабуляром Камю, читатель принимает и этот путь. И давайте уж не вертеться, этот путь во всех отношениях вреден.
Это не значит, что Камю надо не читать. Читать надо, обязательно — потому что он соответственно даёт то, что не даст Толстой.
С этим просто нужно уметь работать. Искусство — это как очень долгий поход в горы. Не зная, как себя в нём вести, вы почти наверняка себе навредите.