Почему именно Пушкин стал лицом русской литературы?

Не факт, что Пушкин — лицо русской литературы: всё же для большинства людей на планете её представляют скорее Чехов, Достоевский, Толстой и Тургенев. К ним можно прибавить Горького и Булгакова, возможно, и ещё пару писателей, но Пушкин, безусловно важнейший человек в истории русскоязычной литературы, лицом её за пределами родины так и не стал.

Не поймите меня неправильно: его книги переводятся на разные языки (существует, в частности, замечательная аудиоверсия «Онегина» в исполнении Стивена Фрая), и изучаются (вы знали, скажем, что творчество Пушкина было одним из предметов академического интереса мамы Канье Уэста?). Но когда средняя британка, китаянка или американка думает о русской литературе, она скорее вспоминает другие лица.

Сожалеть об этом, пожалуй, не стоит — уж как вышло, так вышло — но, думается, было бы здорово, если бы на международной арене русскоязычную литературу первым делом представляло именно его, по свидетельству того же Тургенева, смуглое лицо с африканскими губами. Темнокожий русский европеец (все три слова важны), мятущийся, остроумный, дерзкий и не укладывающийся ни в какие рамки, сколько бы ни пытались школьные учителя свести его до «солнца русской поэзии» или ещё какого избитого штампа. А раз уж его лицо в первую очередь знакомо именно жителям России, то не грех и нам к нему повнимательнее приглядываться.