Ни то, ни другое. Говорить о прорыве в сельском хозяйстве можно, когда внедрение того или иного метода организации труда, агротехники, новых типов сельскохозяйственных культур, удобрений (в растениеводстве) или новых пород животных и т.д. имеет под собой экономические обоснования - если они были теоретически предсказаны и реализованы на практике, значит такой прорыв состоялся. Если какое-то из этих двух условий не реализовано - и говорить о прорыве нет смысла. Решение же об объединении крестьян в коллективные артельные хозяйства под государственным контролем было политическим и основанным не на экономическом расчёте, а на идеологических положениях марксизма в интерпретации руководства партии большевиков.
Говорить о возвращении к общинному укладу тоже говорить не приходится. Крестьянская община в дореволюционной России - явление в действительности широкому кругу людей очень малоизвестное. Она претерпевала определённую эволюцию, важнейшим этапом которой были великие реформы Александра II. Если говорить о пореформенной общине, то в ней прежде всего воплотились утопические представления русского образованного класса об идеальном устройстве саморегулируемых сообществ земледельцев, какой видели деятели реформ (и не только они) крестьянскую общину в России. В чём была, как кажется, основная особенность российской крестьянской общины и ее коренное отличие от советского коллективного хозяйства? В том, что имперское государство, возложив на крестьянские сообщества определённые обязанности (уплата налогов, организация некоторых видов общественных работ, участие - после 1874 года - во всеобщей воинской повинности и т.п.), полностью устранилось из сферы внутреннего регулирования её деятельности, предоставив самим крестьянам (в тогдашней терминологии "миру") самим решать все вопросы внутренней жизни таких сообществ, контролировать меру благосостояния (через регулярное перераспределение имевшихся в собственности общины ресурсов и возложенного на него налогового бремени) и возможности перемещения своих членов (ни один человек не мог выйти из своей общины и перейти в иное сословие, уйти в монастырь, сменить род деятельности) без согласия ("приговора") всего сообщества. Не было в жизни российской крестьянской общины и такого важного фактора как внешнее планирование её деятельности (имеется в виду государственный план по поставкам колхозной продукции по фиксированным государственным ценам) - производственные ресурсы находились в собственности общины, но ее члены, произведя с их помощью продукцию (например, на предоставленной общиной земле вырастившие хлеб) выступали как самостоятельные экономические агенты (которые были абсолютно свободны распоряжаться произведенными продуктами - они могли использовать их для личных нужд или самостоятельно реализовать их на сложившихся тогда рынках). И это не рассматривая множества других особенностей и отличий колхозного быта от жизни дореволюционной крестьянской общины.
Поэтому говорить о том, что колхозный строй в СССР был неким экономическим прорывом (не был никогда) или был попыткой возврата к общинному строю говорить не приходится, да и не нужно.