Вы когда-нибудь лично общались с авторами понравившихся произведений?

Я привожу свой первый пост на Кью:

Необычный покупатель неизвестно чего.

Собственно говоря, мне было всё равно, что он там ищет, в каталоге. Главное, что я быстро посмотрев три других, ждал, когда он закончит просмотр четвертого, самого толстого, толще, чем те три другие, вместе взятые. И верёвочка, соединяющая карточки - четырехугольники серой толстой бумаги (это и был " каталог"), скреплялись там бечёвкой, продетой в круглую дырку, а в том, что смотрел он, был яркий шнурок.

-"Медлитель, копуха" - думал я, теряя терпение. Это был магазин " Мелодия", на улице Кирова, идущей от площади Дзержинского до Садового кольца. Я уже прошерстил остальные крупнейшие московские магазины грампластинок - это был последний, последняя надежда. Там было три отдела: эстрадная мызыка, народная и симфоническая, где я и стоял рядом с долговязым чудилой в длинношёрстной, вероятно, медвежьей шубе почти до пят - и это в середине марта, когда снег уже вовсю таял. Наконец, он положил вожделенный каталог на застеклённый прилавок и ткнул длинным пальцем в стоящую позади продавщицы пластинку на полке: " Покажите вот её, пожалуйста"

Я нервно схватил каталог, где также как в других, от руки, синим чернилом, обычной перьевой ручкой, ибо шариковые авторучки тогда, более полувека назад, уже появились и у нас в стране, но запасных стержней ещё не было и приходилось их заправлять пастой в специальных пунктах или в отведённых местах при магазинах. Там, в каталоге, было всё аккуратно, по алфавиту, написано и я сразу нашел на "П" - "Перголези … Есть ! Нашел !!! Есть!."

Но тут, парень-чудила в шубе, отдавая продавщице пластинку (" Благодарю вас! Нет".), поворачивается ко мне: " Это мой личный каталОг". Я, уже ошалевши о того, что он сказал "каталОг, а не как, тогда большинство, что дико коробило слух, - "катАлог", подняв голову, ошалел ещё больше - это был Евгений Евтушенко, поэт, немалое количество стихов которого из тех, что удалось прочитать, ибо достать книги его было тогда почти не реально, я знал наизусть. Лет за 10 до того, я, школьником, ходил во Дворец Спорта в Лужники, чтобы послушать, именно послушать, а не посмотреть его и всю четверку первых тогда поэтов: Евтушенко, Вознесенского, Рождественского, Ахмадулину. 

Тысячи зрителей, собравшись, просто запоем слушали, наслаждаясь доступом к уникальному, да и полузапретному тоже.

Евтушенко во дворце спорта

 Они были на виду, но с моего места были размером с ноготок, ибо тогда не было в стране не только больших экранов, но и цветных телевизоров. Да и обычные, черно- белые телевизоры КВН, что расшифровывали, шутя, как: "Купил, Включил, Не работает", были не у всех. Слушали то, что нельзя было прочитать. Хотя тиражи измерялись сотнями тысяч. Сейчас я покупаю книги по истории, например, тиражом 200 экземпляров. И они не нарасхват. Общая деградация огромная. При огромной спесивости. Но зато сейчас я могу читать то, о чем я знал только в пересказе: философов, писателей, политиков. Теперь я могу поговорить о многом, ранее не доступном. Но беда в том, что почти не с кем. Жизнь стала глубже, но уже.

Я снова встретился с Евтушенко ещё через 10, даже более, лет. В книжном на Новом Арбате.

 Он сидел за прилавком и подписывал свою новую книгу. Очередь - человек 10. Ажиотаж давно прошел, книги его издавались, стихи, поэмы, проза. Он уже не был моим ах каким кумиром. Мир мой значительно расширился, он там почти затерялся. Но я купил его книгу и , когда подошёл, назвал своё имя. "А какая у вас профессия?" - спросил он, начав писать. Я, резко : "Вот это не надо, о профессии не надо"  Это была моя боль - работать там, где всё ненавистно, хотя и одним из руководителей. Он, успокаивая и объясняя: " Нет, я просто хотел узнать, кто покупает сейчас мои книги. В основном, инженеры" - добавил он, когда я назвал ему свою профессию. Сейчас я понимаю, что это были те, по сути, несчастные, которые были вынуждены работать там, где они не могли реализоваться полностью. Они искали в Евтушенко отдушину. Хотя, в годы моего студенчества, начало шестидесятых, будущие инженеры, физики, математики, врачи писали картины и повести, стихи и музыку. Иногда публиковались, иногда "беседовали" с милицией и ребятами из КГБ, но, как правило, мирно. Только однажды мне доводилось беседовать с человеком, которому угрожали психологическим лечением, но он, на мой взгляд, действительно нуждался в лечении. Слова он говорил правильные, но не к месту - это были речи великовозрастного ребенка. Поэтому с недоверием смотрю и слышу про карательную медицину. Т.е. я точно знаю, что среди правоохранителей и медиков, увы, есть и подонки, и садисты, но книги и фильмы об издевательствах, как норме жизни для тех, кто "высовывался", воспринимаю как перебор, ради своих злокорыстных интересов.

В юности он был моим Вергилием, потом предметом иронии, потом всё равно гением, ибо понял, что гений это не совершенство, а уникальность.

А сейчас только одно стихотворение, ибо оно очень актуально, хотя и написано им в молодости.

Итак, Евгений Александрович Евтушенко (18.07.1932 - 01.04.2017)

Какое наступает отрезвленье,

как наша совесть к нам потом строга,

когда в застольном чьём- то откровенье

не замечаем вкрадчивость врага.

Но страшно ничему не научиться

и в бдительности ревностной опять

незрелости мятущийся, но чистой

нечистые стремленья приписать.

Усердье в подозреньях не заслуга.

Слепой судья народу не слуга.

СТРАШНЕЕ, ЧЕМ ПРИНЯТЬ ВРАГА ЗА ДРУГА,

ПРИНЯТЬ ПОСПЕШНО ДРУГА ЗА ВРАГА.

Декабрь 1956

P.S. Перголези Джованни Баттиста

(1710- 1736) итальянский композитор, скрипач .

Позже мне удалось купить ту самую пластинку. В другом городе, в командировке.

Всю жизнь в нём бушевала яростная энергетика сопричастности. Человек 100 000 вольт. Как, впрочем  и у Вознесенского, Рождественского и многих других того святого времени.