Как вы относитесь к политическим высказываниям писателей и поэтов? Могут ли они быть некими нравственными ориентирами?

У нравственности и слов не так много пересечений за пределами условного Логоса, и хотя моральный реализм хорошо коррелирует с эстетическим реализмом в академических опросах, придерживаются его не все.

Писатели занимаются вопросами формы, стиля и композиции; их пересечения со сферой морали зависят от авторского подхода к письму даже в большей степени, чем от банального "лишь бы человек был хороший", которое накидают тут во всех остальных ответах.

То есть, я могу читать тексты Транстрёмера как нравственные, даже когда они написаны о Шуберте, и вообще не содержат нравственных утверждений. Они вызывают доверие, которого не вызывает, например, Паунд, даже когда он пишет в лоб и вроде бы неоспоримые вещи, и в отличие от Транстрёмера, его можно учить наизусть и цедить сквозь зубы на Armory Show: "CAME NOT BY USURA ANGELICO; CAME NOT AMBROGIO PRAEDIS".

Кроме того, даже завязка нравственного и эстетического не обзательно будет стоящим ориентиром если нравственное уже включает в себя оправдание зверства — античная поэзия, к примеру, допускает вдоволь таких прочтений. Ну и в современке иногда встречаются такие особенные формы нонконформизма, которые, в попытке увильнуть ото всех категоризаций, вольно или невольно ныряют в горящий выгреб. Фамилий не будет.

Но всё это распространяется на автора и читателя в равной мере. Когда у читателя нет собственного морального ориентира, шведский верлибр ему не поможет. Чтобы иметь этот ориентир, нужно уметь чувствовать чужую боль; чтобы её чувствовать, нужно уметь признавать, что она существует. И да, поэты умеют раскрывать её для других лучше, чем кто-либо — но если общество в целом в ней не заинтерсовано — поэты не обязательно будут ставить себе задачу его лечить. Поэты могут просто его описывать.

И в этом смысле — да, мне важно, как насилие проявляется в той или иной поэтике, и что эта поэтика может сказать о мире. Мне важно, когда об этом пишут мои друзья и коллеги, и особенно когда им удаётся выразить что-то, о чём я, допустим, знал, но не ощущал это так, как это написано:

Поэзия может высечь искру из трения между моральным и эстетическим. Для кого-то это трения между разрозненными вещами, для кого-то — между частями целого. Для кого-то нравственность настолько искажена, что она требует отрицания самых явных, самых демонстративных вещей. И всё это неизбежно ограничивается читательским восприятием: начитанность, как и нравственность, требует личной работы.

Но это возможно — и если читатель ищет такой поэзии, и способен её воспринять — она может дать опыт, который невозможно найти нигде больше. Не в политической речи точно.