Возможно, люди плохо себе представляют, что вообще является предметом экспертных мнений.
Большинство экспертных мнений, с которыми обычный человек может столкнуться в текстовом виде — даже не обязательно будет оценочным. К примеру, эксперт по живописи может высказывать своё мнение о подлинности работы, её влиянии на других художников, о характере её исторических аллюзий, использованных материалах и т.д. Когда я был в Принстоне на семинаре по средневековой абстракции, добрый час Q&A прошел за обсуждением того, насколько цветные прямоугольники в манускриптах были символическими, и насколько они были элементами сугубо формальной эстетики. Полным залом с цитатами на латыни.
Иными словами, экспертные мнения в большинстве случаев касаются вопросов, о существовании которых неспециалисты просто не знают, и в форме, которую они не смогли бы воспроизвести. Это и делает их экспертными. Я наверное мог бы подойти к одному из Принстонских спикеров после лекции, и спросить что-то тупое-тупое, типа "А вам нравится средневековая абстракция?" И ну допустим он бы сказал, что нравится. Но это уже не было бы экспертным мнением — это было бы частным.
К слову, частным его делает в том числе его абсолютная бессодержательность. Ничто не прояснится в средневековой абстракции от того, нравится она кому-нибудь, или нет. Неспособность разделять предпочтения и исследуемость — один из симптомов функциональной неграмотности: когда человек видит анонс выставки Малевича, и воспринимает это как то, что мировые элиты его лично этой выставкой пытаются заставить Малевича полюбить. Что любое обсуждение может быть или восхвалением, или охаиванием. И так далее.
Я лично, например, терпеть не могу рококо, но всё равно прочитал о нём книжку и фотографирую Фрагонара в музеях. Потому что истории искусства похер на мои предпочтения, и мне в какой-то степени тоже — понимать, как оно работает, мне важнее.
Ну и — даже когда дело действительно редуцируется до личных вкусов, человеку с долгим опытом взаимодействия с искусством что-то может нравиться или не нравиться совсем по другим причинам, назовём их метахудожественными: где и как работа существует в самой живописной/литературной практике.
Вот, например, длинная цитата Чапека о Пушкине:
"Пушкин является для меня великим и вечным коррективом к русскому реализму. Этим я не хочу сказать, что существует какое-то противоречие или диссонанс между стихами Пушкина и, например, «Мёртвыми душами», но (...) без Пушкина великой русской литературе недоставало бы чего-то вроде четвёртого, бесконечного измерения; ей недоставало бы таинственного волшебства, лирического контрапункта..."
Это оценочное высказывание, которому, на мой взгляд, пошло бы быть чуть более аналитическим, но суть в том, что Чапек не просто воздаёт хвалы, а объясняет положение Пушкина в традиции русского реализма и, отчасти, создаёт почву для сравнения Пушкина с реализмом вообще. Это качественно отличает слова Чапека от бессодержательной коллективной мантры про наше всё.
Итого: если человек задаётся вопросом, верить себе или эксперту, то он просто не понимает, ни как это работает, ни что от него вообще требуется. Это ментальная картина мира, не изменившаяся со средней школы.
Вы читаете экспертное мнение не для того чтобы ваше с ним совпадало — вы читаете чтобы ваше было чем-то проинформировано. Мнение основывается на содержании. Мнение без содержания — не более чем реакция.