Как нацисты определяли евреев без документов?

ОККУПАЦИЯ ХАРЬКОВА

Моему папе было 5 лет, когда началась война. Его родители к этому времени уже были разведены. Он со своей мамой и маминой семьёй жил в частном доме, выстроенном в 1930 году руками его деда, на Холодной горе. В их Красноморском переулке в основном жили русские и украинцы. Все друг друга знали – как в деревне. Папа не уехал в эвакуацию. Его мама была чертёжницей в танковом училище и не относилась к незаменимым работникам, а всех взять не могли. Отец работал на турбинном заводе и увёз в эвакуацию новую жену, тёщу и своих родителей. Папин дед упрашивал бывшую невестку отпустить с ними моего папу, но она не согласилась. Она тяжело переживала развод и очень боялась, что бывший муж отберёт у неё сына. Да и советская агитация уверяла, что Харьков немцам не сдадут. Город удерживали долго, планы по эвакуации были выполнены полностью – заводы, архивы, запасы хлеба эвакуировали, а то, что нельзя было вывезти, взорвали. Вместе с заводами эвакуировалось 90% харьковских евреев. Вскоре после трагического падения Киева советские войска покинули Харьков.

24 октября немцы без боя вошли в город. Первым делом они перестреляли в переулке всех собак, сломали все заборы. И начали вешать людей. Память маленького мальчика зафиксировала лишь некоторые моменты того ужаса, в котором он оказался. Неподалёку от его дома, предположительно на углу улицы Свердлова и соседнего переулка, стоял дом, на втором этаже которого был балкон. Немцы использовали этот балкон в качестве виселицы.

Немцы расселились по домам харьковчан. Папа и вся их семья ютились на кухне.

Наступил страшный голод. Когда училище, в котором работала папина мама, эвакуировалось, тем, кто оставался в городе, выдали по мешку соевой муки. Эта мука сначала их очень спасала, но она скоро закончилась. Первым умер папин дед. Сейчас никто даже не помнит, когда именно это было и где его похоронили. В папиной памяти запечатлелась картинка, как его увозят...

На углу переулка стояла полевая кухня. Немцы, оставившие дома свои семьи, жалели харьковских ребятишек. По крайней мере, всегда подкармливали их остатками каши. Они только не любили грязнуль. Папа так и говорит, что перед тем, как идти к кухне, нужно было тщательно вымыть колени.

В начале декабря 1941 г. было вывешено «Объявление Харьковской Городской Управы» на 3-х языках о проведении регистрации всего населения Харькова к 8 декабря. Пункт 8 объявления гласил: «еврейское население города проходит регистрацию отдельно от остального населения – по отдельным спискам». «За прохождение регистрации с каждого взрослого жителя взимается плата в размере 1 рубля, а с евреев – 10 рублей».

Согласно инструкции, «сведения о национальности должны подаваться в соответствии с фактическим национальным происхождением, независимо от национальности, указанной в паспорте. В тех случаях, когда родители разной национальности, национальность записывается по желанию лица, которое регистрируется; национальность детей в таких случаях определяется по желанию родителей».

Регистрация евреев в Харькове проходила на заранее заготовленных листах желтого цвета. Отсюда и название "желтые списки". Судьба попавших в них была уже предрешена.

Люди регистрировались добровольно, кроме того, управдомы составляли свои списки. Удивительно, как много местных жителей выдавали евреев!

12 декабря 1941 года регистрация населения была закончена. Есть архивные справки на немецком и украинском языках с перечнем национальностей и их количественным составом. Евреев –10271 чел.

14 декабря 1941 года в Харькове вышел печально известный приказ немецкого коменданта о переселении до 16 декабря всех евреев в 10-й район города – бараки Тракторного и Станкозаводов.

15 и 16 декабря 1941 года начался исход евреев в Вечность. Со всего Харькова евреи стекались к проспекту Сталина и шли по нему в гетто. Люди тащили с собой весь свой скарб. Любопытные зеваки стояли на тротуарах с полицаями и солдатами, следившими за происходящим. Кто-то смотрел на несчастных с сочувствием, кто-то со злорадством. Но большинство – равнодушно. Были и такие, кто открыто издевался над евреями, переворачивал их санки, отбирал пожитки. Заступиться никто не решался…

Кое-кто из евреев пытался уйти из гетто, спрятаться или еще что-нибудь придумать. Их ловили и убивали…

Квартиры, освободившиеся от евреев, не пустовали – в них сразу стали заселять семьи тех, кто поддержал новый режим.

В бараках-гетто, куда согнали всех евреев, было холодно и темно, люди голодали. Вместо воды они вынуждены были растапливать снег. Но их мучения длились недолго. Практически все фигуранты "желтых списков", которые не замерзли в пути и выдержали издевательства в гетто, ушли в Дробицкий Яр. В этом урочище за Тракторным заводом к началу января 1942 года были расстреляны все обитатели гетто. Говорят, что на детей пуль не тратили - закапывали их живыми. Папина тётя была инвалидом, она не могла идти – её расстреляли прямо в бараке.

Дробицкий Яр оказался не единственным местом уничтожения евреев. Когда люди собрались в 2-й Харьковской синагоге (ул. Гражданская) на молитву, дворник и его сын заперли входную дверь при помощи цепи. Замурованные в синагоге люди умерли страшной смертью от жажды, голода и холода. Говорят, что потом немцы сожгли синагогу вместе с трупами. Имена погибших в синагоге неизвестны. Удалось установить только одну фамилию (из уголовного дела о предателях) — Иосифа Львовича Шульмана. Кроме 400 евреев, замурованных внутри синагоги, во дворе синагоги полицаями было уничтожено ещё много других евреев, которых они "вылавливали" в городе.

Через время немцы не успокоились и стали отлавливать тех, кому удалось избежать печальной участи. Началась охота за всеми, кого только можно было заподозрить в принадлежности к "жидам". Эйфория от успешно проведенной акции по массовой ликвидации еврейского населения Харькова в Дробицком Яру и молчаливое безразличие жителей города к ней, поддержка и соучастие населения ужесточили меры, применяемые к тем половинкам, четвертинкам и пр., которые раньше надеялись спастись.

Облавы проводили местные полицаи. Каждый раз перед облавой немец, квартировавший в папином доме, предупреждал об опасности. Папа помнит, как бежал огородами к соседям Петровым, как они прятали его в сундуке на чердаке.

Несмотря на то, что доносы в Харькове были распространены, никто из соседей папу не выдал. Правда, местный лавочник как-то сказал папе: «Хочешь, я расскажу немцам, кто ты?». Свою угрозу он реализовать не успел - в город вошли советские солдаты. Правда, ненадолго, почти сразу немцы отбили город обратно. Но лавочник исчез, говорят, его убили...

Папа рассказывает, что тогда не понимал всю опасность своего положения. Теперь же предпочитает о войне не вспоминать, потому что страшно осознавать, что был на волосок от смерти. Иной раз заводит разговор о тех страшных днях, а потом ночью приходится вызывать ему «скорую».

Хоть папа и не понимал, что охота идёт именно на евреев, чувство самосохранения его не подводило. Страх быть пойманным и голод - вот папины спутники долгих почти двух лет оккупации Харькова.

В городе кушать было совершенно нечего. Люди выносили на «менку» всё, что было более-менее ценного. Когда-то до революции папин дед работал у хозяина кирпичного завода. Во время революции тот бежал за границу и дед утащил из его дома старинные книги. Именно эти книги и спасли папиной семье жизнь – их обменивали на продукты. Однако и они закончились... К моменту окончательного освобождения Харькова в доме не осталось ни одной простыни - всё ушло в обмен на еду.

Ещё одно папино очень яркое и страшное воспоминание – запах горящих человеческих тел. Немцы свозили в бараки тракторного завода тела убитых в душегубках людей и сжигали их.

В 1943 г. Харьков дважды переходил из рук в руки в ходе наступлений Красной армии и немецких контратак. 23 августа советские войска окончательно освободили город. А 1 сентября мой папа пошёл в школу – в первый класс. Несмотря на жуткую разруху, всего за неделю измученные харьковчане смогли подготовить школы к началу очередного учебного года и организовать прерванный почти на 2 года учебный процесс.

Война была еще в самом разгаре, когда 15 декабря 1943 года в зале бывшего оперного театра на Рымарской, 21 на заседании военного трибунала 4-го Украинского фронта началось рассмотрение дела «о зверствах немецко-фашистских захватчиков на территории Харькова и области в период их временной оккупации».

Вот как описывает харьковский процесс писатель и журналист газеты «Красная звезда» Илья Эренбург: «Суд происходит в израненном, оскорбленном Харькове. Здесь и камни кричат о преступлениях... Свыше 30 тысяч харьковчан погибли, замученные немцами... Злодеяния подсудимых — не патология трех садистов, не разгул трех выродков. Это выполнение германского плана истребления и порабощения народов».

Алексей Толстой был в Харькове после окончательного освобождения и написал следующие строки:

"Немцы начали своё хозяйничанье тем, что в декабре 1941 года убили, свалив в ямы, поголовно всё еврейское население, около 23 — 24 тыс. человек, начиная от грудных младенцев. Я был при раскопках этих ужасающих ям и удостоверяю подлинность убийства, причём оно было произведено с чрезвычайной изощрённостью, чтобы доставить жертвам как можно больше муки".

Раскопки могил в Дробицком Яру, г. Харьков. 1943 г. Фото с сайта kby.kiev.ua

18 декабря 1943 года огласили приговор: двенадцать подсудимых были приговорены к смертной казни через повешение, трое приговорены к пожизненному заключению, четверо — к различным срокам лишения свободы.

Приговор был приведён в исполнение 19 декабря 1943 года на Базарной площади.

Судебно-медицинская экспертиза установила в городе Харьков и его окрестностях места злодеяний немецко-фашистских захватчиков:

«Желтые списки» - сейчас единственный документ, по которому можно установить личности тех, кто погиб во время оккупации Харькова. Они хранятся в Государственном архиве Харьковской области.

Юлия Прокоп

Одесса, Украина