Ответ человека, производящего неочевидно-сентиментальные вещи.
Я как-то наткнулся у Ван Холберга на определение лирики, которое по крайней мере мне лично никогда раньше не встречалось — что лирика это не противоположность эпоса, и не связь с музыкой, и не просто кусок авторского монолога о каких-то авторских чувствах. В основе лирики лежит подтверждение описываемого в ней опыта.
Как бы — всякая сентиментальность уже подразумевает определенный набор ценностей, так ведь? Это определенная теплота человеческих отношений, возможность близости, примирения, взаимопонимания, преодоления каких-то дурацких личных заковырок, и прочие вещи, отсутствующие ну например в "Беовульфе". Оказываются ли эти ценности в итоге удовлетворены — дело, по большому счёту, десятое, поскольку становление их как ценностей происходит на другом поле. Ну, до банального: Шекспир утверждает одни и те же ценности и в трагедиях, и в комедиях. "Беовульф" их не утверждает вообще, он другим делом занят.
Так и чем мы подтверждаем, что эти ценности настоящие, если не собственными реакциями? В собственной личной жизни они подтверждаются тем, что нам хорошо, и что эти вещи не вызывают у нас стыда. Нам совершенно похрен, откуда они идут – из биологии, социальных конвенций, лингвистического вируса, да хоть из сбоя с программе, какая разница.
Но как это происходит дистанционно? То есть, если вы прямо сейчас сидите в офисе, у вас душный воздух, холодное ровное освещение, не дающее никакой возможности уединения, и вокруг ходят малознакомые люди, которые громко говорят о неинтересных вещах – и я вам сейчас вот сюда вставлю "Балладу о прокуренном вагоне" – так что подтверждает, что описываемое в ней правдиво? Что утверждаемые ей ценности – правдивы? Что прослезиться – это адекватная реакция на нее, притом что в физической реальности ничего с вами не происходит? Только сам факт, что прослезиться о ней возможно.
Большинство человеческих достоинств, вообще говоря, измеримо. Наша рациональность подтверждается тем, что мы можем ставить контролируемые эксперименты и предсказывать результаты. Наша способность к преодолению трудностей подтверждается фактом преодоления трудностей. И так далее.
Нашу человечность не подтверждает ничто, кроме эмпатии. То, что мы испытываем за другого, даже если это неприятно, даже если этого другого мы вообще только что придумали. Перефразируя послание коринфянам, если я говорю языками человеческими и ангельскими, а эмпатии не имею – то я медь звенящая или кимвал звучащий. Ценность эмпатии не требует доказательств, она постулируется, поскольку она и есть причина, по которой понятие ценности вообще существует за пределами понятия пользы. Она и есть подтверждение того, что то, что вы чувствуете, прослезившись над банальнейшей любовной историей – правда, и что стоящее за ним – правда.
Так почему именно грусть?
Грусть острее, поскольку ценность многих вещей особенно сильно ощущается после утраты. Даже счастье часто ощущается людьми где-то в прошлом – что вот, оказывается, оно было тогда. Поэтому и проникновение в особенно грустные положения дает вам напоминание о том, что вещи, о которых вы грустите, действительно имеют ценность, и именно ту, которую вы ощущаете.
Так что вы просто пытаетесь быть человеком. Это здорово, никогда этого не бросайте.