Во-первых, я бы не противопоставлял реформы Витте и реформы Столыпина. В огромной степени одни являются логическим продолжением других. Витте пришел за некоторое время до Столыпина к тем же взглядам, которые стали начальной посылкой для столыпинских преобразований. Так, столыпинская аграрная реформа в значительной мере была подготовлена деятельностью совещаний по нуждам сельскохозяйственной промышленности, которые были созданы по инициативе Витте. И не случайно Витте так ревновал к Столыпину: он полагал, что именно он (Витте) автор идей, которые легли в основу преобразований, нам хорошо известных как столыпинские.
Наконец, финансовые мероприятия Витте стали необходимым фундаментом для столыпинской аграрной реформы. Казалось бы, между этими государственными деятелями и не могло быть существенных противоречий: Витте и Столыпин играли в одну партию. Совсем недавно вышла чрезвычайно интересная работа М.А. Давыдова «Двадцать лет до Великой войны. Российская модернизация Витте-Столыпина». В этой монографии два героя идут буквально через дефис, хотя относились они друг к другу, мягко говоря, прохладно. Но, на мой взгляд, тут нет никакой передержки.
Другое дело, что Витте и Столыпин — государственные деятели разных генераций, отличных друг от друга эпох, до 1905 года и после 1905 года. Можно ли себе представить Витте перед лицом Государственной думы — таким, каким современники запомнили Столыпина? Я полагаю, что нет. Витте был государственным деятелем, а Столыпин — и государственным, и политическим. Витте — в огромной степени царедворец: тот кто знает, что хочет услышать император; тот, кто пытается действовать в соответствии с теми правилами игры, которые исключали публичную политику.
Не случайно, в октябре 1905 года, когда речь пошла о подписании Манифеста 17 октября, Витте так обрисовал альтернативу перед царем: либо диктатура, либо конституция. В соответствии с этой логикой Манифест должен был стать конституционным актом. Прошло время, и общественные деятели просили Витте публично произнести слово «конституция». «Не могу, потому что царь этого не хочет». Он прекрасно знал, что желает услышать царь. А спустя некоторое время, в феврале 1906 года, когда обсуждался проект Основных государственных законов, Витте доказывал, что в России сохранилось самодержавие, что в Петербург призываются лучшие люди, а Дума станет аналогом Земского собора XVII столетия.
Столыпин вел себя принципиально иначе. Уже в августе 1906 года он выдвинул программу преобразований, а в марте следующего года перед лицом Государственной думы ее озвучил. Обычно говорится о столыпинской аграрной реформе — она действительно принесла существенный результат уже к началу Первой мировой войны. Однако Столыпин ставил вопрос шире: о системном преобразовании России. Говорилось о необходимости правовых, судебных реформ, о рабочем страховании, об изменениях в системе местного самоуправления. Наконец, благодаря Столыпину сохранилась Государственная дума как законодательное учреждение. Для премьер-министра было важно укрепить положение нового политического субъекта — депутата, народного представителя, с которым сложно работать, с которым не всегда получалось договориться. Но само его наличие было необходимым условием для планомерной модернизации.
Столыпин предлагал не отдельный проект, а совокупность проектов, которые должны изменить страну в целом и причем в скором времени. Правда, из задуманного мало что удалось реализовать. Столыпинская программа рассыпалась на части, но почему — это отдельный вопрос.
***
На этот и другие вопросы пользователей TheQuestion об устройстве поздней Российской империи я отвечал в ходе презентации моей книги «Хозяин земли русской? Самодержавие и бюрократия в эпоху модерна».
www.youtube.com/embed/BpkAfqSNI2Y?wmode=opaque