I. Если брать глобально, то причина в гендерном неравенстве, сохраняющемся до сих пор в том или ином виде. Женский “выбор” был весьма иллюзорен, вдобавок долгое время они были поражены даже в базовых правах (например, избирательных и образовательных), включая то, что наследство переходило по мужской линии, а отсутствие доступной контрацепции серьёзно ограничивало их возможности и их сексуальность.
II. Насчёт российских реалий следующая версия.
Наши женщины не верят в себя и в собственные возможности, и это тяжёлое наследие советского режима.
Давайте вспомним, как в страну пришло равноправие. Вкратце: суфражистское движение, идеи которого о равных правах женщин и мужчин были взяты большевиками на заметку в первые годы СССР, наложилось на домостроевский анамнез российской (советской) глубинки. Рабоче-крестьянские традиции были мощны и часто опирались на патриархальные догмы деревенского уклада. В коем, напомню, ограничивалась женская сексуальность и свобода, практиковалось физическое насилие в отношении всех (включая детей), а если что, всегда объявлялась универсальная мудрость “сор из избы не выносят”.
Запала советской власти в области равноправия и работы с ментальностью хватило лет на 10—15. В 30-е годы при Сталине возрастают милитаристские настроения, после раскулачивания идёт очередной виток репрессий, ГУЛАГ получает новые эшелоны заключённых. Потом была Великая Отечественная война, принесшая колоссальные потери среди мужского населения. Уже тогда власть и общество (народ) пересматривают гендерный контракт для женщин, которые теперь не столько трудящиеся равноправные товарищи, сколько в первую очередь матери. После ВОВ — опять репрессии.
Так что к 70—80-м годам советские женщины разочаровались в равноправии (на практике формальном и условном), тем более что всё это время никакой работы с ментальностью не проводилось. В СССР были обесценены мужской домашний труд и мужское участие в воспитании детей: в массовой культуре (как и в повседневности) за это в большинстве случаев отвечали женщины, которые к тому же работали, ведь существовала статья за тунеядство — и налог на бездетность, введённый в 1941-м, спасибо отцу народов. При этом институты власти (партия, силовые структуры и армия) носили маскулинный характер и опирались преимущественно на мужчин: те защищали рубежи государства, которое то воевало, то готовилось к большой войне, и принимали ключевые политические решения. И лишались свободы.
Идеи женской эмансипации и эмпауэрмента “отлично” легли на историческую почву, где женщина — мать и хозяйка. Если в 20-е годы молодой СССР ещё пытался как-то избавить женщин от “второй смены” после работы (вообще тогдашнее равноправие было уникальным по мировым меркам, мало где в мире на тот момент женщины оказались действительно уравнены в правах с мужчинами), то затем...
И вот в 70—80-е в массовой культуре женщины начинают проситься на кухню, отказываясь от собственных амбиций вне семьи и карьерных притязаний. Женщины призывают пересмотреть гендерный контракт. Тогда же тиражируются мантры “женское счастье — был бы милый рядом” (показательно, что певшая это в 90-е Татьяна Овсиенко была замужем за бандитом) и “путь к сердцу мужчины лежит через его желудок”.
Тогда же расцветает ещё один советский феномен “феминизма поневоле” — с однополыми семьями из мамы и бабушки, ведь отец или сидит, или убит, или ушёл из семьи.
| Вместо работы с маскулинностью и изменения мужской социальной роли к концу перестройки возник запрос на гипермаскулинность и новое социальное лидерство мужчин.
Далее — турбулентные 90-е, “сильная женщина плачет у окна” (и это пела самая могущественная дама советской и постсоветской эстрады, бл...дь!), бандиты, Чечня, сложная экономическая ситуация и новые вызовы (“куплю жене сапоги”), очередные человеческие потери и непрекращающаяся тоска по сильным мужчинам.
А я люблю военных, красивых, здоровенных! Ещё люблю крутых и всяких деловых.
В 2000-е мечта россиянок сбылась: новому президенту создали маскулинный образ, вчерашние братки стали депутатами и бизнесменами, нефть подорожала, на улицах стало спокойнее, в 2007-м ввели материнский капитал на второго и последующего ребёнка.
Папа у нас работает, а мама красивая.
Гендерный контракт наконец-то пересмотрели: работать женщина не обязана, главное — успешно выйти замуж и реализовать себя в материнстве, образование, хобби и амбиции вторичны, для всего остального есть ̶M̶a̶s̶t̶e̶r̶c̶a̶r̶d̶ муж, тем более что в страну пришла стабильность: нет ни войн, ни экономических потрясений. Естественно, что гладко эта схема (патриархальная сделка) функционирует только на бумаге, не учитывая ни потребности реальных людей, ни нюансы. Ни, опять же, пагубные последствия репродуктивного давления на женщин. Например, второпях бежит россиянка в декрет, теряет годы и навыки — на выходе из него получаем низкоквалифицированную рабочую силу, уязвимую перед мужем, имеющим на неё рычаги влияния. Женщины панически боятся одиночества (и тем паче феминизма с его независимостью), вот почему поощряют порой самую низменную маскулинность, ища крепкое плечо в мужчине. Мужлан? Зато не подкаблучник и не тряпка бесхребетная.
Однако все эти годы никто не думал бороться с кризисом гендерных ролей и маскулинности прежде всего.
Нормальный мужчина без эксплицитной маскулинности оказался никому не нужен.
От мужчин по-прежнему ожидалась политическая ответственность за семью (и женщину в частности) — а следом и материальную подвезли.
Если ты такой умный, то почему такой бедный?
Тем более что женщин не научили ни выбирать себе мужчин, ни ценить собственную самодостаточность.
Гендерный контракт мужчины и общества по-прежнему патриархален, никто его не пересматривал: мужчина должен зарабатывать деньги, уметь рыкнуть на тупую истеричную бабу и быть готовым умереть за вождя. От мужчины ожидается публичная (политическая) активность. И если в советские годы имел место какой-то патернализм и помощь со стороны государства: собственность была социалистической, на рынке жилой недвижимости царила госмонополия, пособия и субсидии из казны составляли приемлемые суммы; то после распада совка и в связи с крахом государственных и социальных институтов патерналистскую ношу предсказуемо повесили на мужчин (“нет квартиры и машины — лузер”).
Женщин массово программируют на материнство и замужество, обесценивая их интеллект и талант. Частная сфера (семья и дом) остаются женской вотчиной. Женщин не учат распределять обязанности поровну с партнёром и ценить мужской домашний труд кроме забивания гвоздей и починки техники.
Вместо реверсивных гендерных ролей (и нормального феминизма) мы получили только укоренение традиционной гендерной бинарности, когда маскулинные черты жёстко приписываются мужчинам, а фемининные — женщинам.
Причём матрица жёстко бьёт по рукам и ногам, если гетеросексуальный человек не соответствует гендерной нормативности.
Женщины несут в себе незакрытый гештальт безмужичья/безотцовщины. И не надеются на себя, не верят в себя, а верят в женское счастье и сакраментальную “силу женщины — в её слабости”.
У них есть право на труд и образование, на равную оплату труда, на право собственности и право голоса, но в силу разных факторов многие россиянки не дорожат этим.
У них наконец-то появилось право и возможность свободно распоряжаться своим телом и сексуальностью, чего не было у женщин до 20-го века. Но они боятся наслаждаться независимостью и самостоятельностью, не хотят ничего решать и делегируют мужчинам ответственность за себя (носительниц XX-хромосом).
“Как это — одна и без нормального мужика?..” — в панике вопрошают россиянки, памятуя о горьком опыте мам, бабушек, подруг, коллег, соседок...
Поэтому и актуален запрос на агрессивных мужчин. Или вообще мужланов.
феменизм = фанатизм.