Почему для вас визуальная картинка важнее, чем текст?

Я тоже все время об этом думаю - и не знаю. Возможно, это связано с моей природой. Может быть, потому что у меня плохое зрение. Я так ощущаю мир, мне так понятнее, мне так легче его воспринять и описать. Я, может быть, плохо воспринимаю, когда люди много разговаривают.

Может быть, потому что мир стремится к абсолютному языку, который будет понятен разным народностям. Потому что мы стали очень быстро перемещаться в пространстве, и людям необходим какой-то язык, который будет понятен мгновенно. Потому что вот я приезжаю в Таиланд и там все: “Былыбыбылыбы”— мне ничего не понятно. А так, может быть, мы обретем какой-то язык, на котором будет легко выразить себя сразу всем и везде.

Надо же всем этим людям друг друга как-то понимать. Если раньше тебе, чтобы приехать в Таиланд, нужно было плыть год на каком-нибудь кораблике или ехать долго на ослике, то сейчас ты садишься в самолет и летишь туда несколько часов. Значит, нужно находить какой-то способ коммуникации. Я думаю, именно поэтому мы все идем к такому визуальному языку.

Я «отвязан» от языка вообще. Вот сейчас мы в Австрии сделали спектакль со студентами на немецком языке. При этом я вообще не понимал, что они говорят. Я просто говорю: «Слушайте, вот этот текст, спойте его». И они поют. Мне кажется, что язык — это еще одна фактура. Я скорее занимаюсь такой скульптурой и инсталляцией, работаю на территории фигуративного искусства, где текст является просто комментарием к основному произведению. И он просто является одним из слоев того, что происходит.

Ведь даже в реальных ситуациях в жизни мы зачастую существуем больше в физических ощущениях, в том, что видим, слышим. В современном мире текст нас окружает - он звучит из телевизора, из радио или за соседним столиком — но это какой-то комментарий к миру. Текст не имеет никакого отношения к нашим переживаниям и, собственно, к сути дела.

И в этом смысле тот театральный язык, который я развиваю, проходит сквозь текст. Но текст — это всегда в моем случае источник, некая среда, в которой мы с актерами создаем спектакль, но эта среда — она не текст. Текст делает ее видимой, но не является сутью, понимаете? Язык же описывает мир, но он не есть сам мир. Это как бог, у которого нет имени — мы можем его называть разными именами, чтобы попытаться его определить, но при этом он неопределим.