Каких отечественных не общепризнанных поэтов вы можете порекомендовать?

Общепризнанное бывает на разных уровнях. Бывает — на уровне школьной программы, для тех, кто поэзией и чтением в принципе не интересуется. Это имен десять-пятнадцать. Для таких читателей будет существовать Пушкин, но не будет Баратынского, будет существовать Маяковский, но не будет, например, Хлебникова. В «общепризнании» этого школьного канона такие читатели никак не участвуют: отношение такое же, как к таблице умножения. 

Бывает общепризнанное на, скажем так, среднем культурном уровне, для тех, кто читает поэзию, но не интересуется ею специально. Это еще имен тридцать-пятьдесят. Для таких читателей, конечно, будут существовать уже и Баратынский, и Хлебников, и Заболоцкий, и Мандельштам, может быть, и Ходасевич, и Михаил Кузмин — но, наверное, не будет Веневитинова, Елены Гуро, Введенского и Олейникова, Федора Сологуба, а уж тем более «малых» — и все же замечательных — поэтов-модернистов, таких как Вильгельм Зоргенфрей, Николай Оцуп или Мария Петровых. Советскую поэзию для них будут представлять, например, Твардовский, Симонов, Ахмадулина и Вознесенский — но уже вряд ли Слуцкий, Луговской, Соснора и Арво Метс. Здесь возможны ветвевые углубления: скажем, человек усиленно читает символистов — в таком случае он будет знать и Андрея Белого, и Зинаиду Гиппиус, и Поликсену Соловьеву, но никаким боком не принадлежащие к символизму Илья Зданевич или Павел Васильев пройдут мимо него. Со знанием современной поэзии, скорее всего, все будет в любом случае обстоять печально (на всякий случай — вот тот список, который я здесь когда-то составлял и о котором писал выше Глеб Симонов; значительную часть этих поэтов рано называть «общепризнанными», но всех их я могу рекомендовать к прочтению).

Наконец, бывает общепризнанное — и тут с общностью уже сложнее, но все же, думается, есть какой-то консенсус о весомости тех или иных фигур, — на уровне людей, которые читают поэзию специально, увлеченно, может быть, даже профессионально. Это еще имен сто пятьдесят-двести, в основном за счет пропущенных «малых» поэтов и наших современников. Здесь будут совершаться случайные и намеренные открытия недооцененных при жизни поэтов — например, тех, о ком пишет в своей «Летейской библиотеке» Александр Соболев, и тех, чьи книги выпускаются в серии «Серебряный век. Паралипоменон», и тех, кого печатает издательство «Гилея», и тех, чьи архивы внезапно откроют что-то выдающееся. И в сознании этих квалифицированных читателей рядом с общепризнанными именами будут вставать Борис Нелепо, Павел Зальцман, Николай Тарусский, Нина Хабиас, Тихон Чурилин, Владимир Казаков, Евгений Хорват. Это может быть последовательная работа по созданию репутации: так, на наших глазах Леонид Аронзон превратился из рано ушедшего гения, известного тонкой прослойке ленинградской литературной богемы, в поэта, практически обязательного к изучению — кое-кто объявляет его равновеликим Бродскому. Так благодаря издательским усилиям Ивана Ахметьева русскую поэзию уже нельзя представить без Георгия Оболдуева и Яна Сатуновского — при жизни авторов совершенно «подпольных». О ярчайшем, революционном в техническом отношении «взрослом» творчестве автора детских стишков «Погода была прекрасная, принцесса была ужасная» Генриха Сапгира при его жизни, конечно, знали все адекватные литераторы, но представительное издание появилось лет через десять после его смерти — и совершенно не факт, что дошло до читателя. Наконец, никто десять-пятнадцать лет назад не мог предположить, что покрытый пылью забвения советский фантаст Геннадий Гор окажется автором самых невероятных, страшных, незабываемых стихов о блокаде Ленинграда, — стихов, которые он никому не показывал.