Какие лайфхаки по уборке у вас были в детстве?

Поскольку я родился в семье великого уже тогда иллюзиониста Арутюна Амаяковича Акопяна, моя детская комната была изначально запрограммирована на чудеса.

Возможно, вы слышали, что я родился в папином волшебном ящике. Это случилось до того, как папа женился на маме, и в то время они по разным причинам не могли съехаться. После того как я родился, папа привез меня в маленькую квартирку моих мамы и бабушки. Квартирка эта была действительно маленькой, к тому же папа не мог предоставить мне детскую кроватку, но не потому, что был не в состоянии. Его подвел знакомый бутафор Большого театра, который обещал изготовить дефицитную кроватку по оригинальному эскизу моего отца. Но когда папа ему дал аванс, бутафор, как и любой нормальный творческий человек, загудел. А сумма была приличная, папа был щедр на подобные подарки. Ну и поскольку кроватки так и не было, первые месяцы я спал в волшебном ящике моего отца, с которым он еще в годы войны показывал всевозможные чудеса. Из этого якобы пустого ларца он доставал всевозможные предметы, шарики, фонарики, платки и кроликов. Я там очень хорошо помещался, этот ящик служил мне первое время колыбелью.

И уже тогда я находился в зазеркалье. Дело в том, что в этом волшебном ящике посередине была зеркальная перегородка, которая давала возможность создания иллюзии пустоты в то время, как все предметы находились за зеркалом. Папа, конечно, не мог без чудес. Когда родня собралась посмотреть на новое маленькое чудо в лице меня, он показывал всем пустой ящик, накрывал его волшебным платком и произносил волшебные слова «Да здравствует любовь к моей жене», отдергивал платок, и появлялся я. То есть, фактически маленький Акопянчик был в зазеркалье! И уже тогда, наверное, вместе с Алисой, представлял себе, что это такое – жить в стране чудес. На тот момент я это не очень хорошо понимал, но когда подрос, освоил технику и понял, что такое истинное чудо.

Итак, я родился в волшебном ларце и в волшебной атмосфере, поэтому ждать от меня порядка было очень сложно, ведь я уже тогда был настроен на волшебство, и моя комнатка походила больше на волшебную музыкальную шкатулку. Там было колоссальное количество папиного реквизита, который он мне предлагал, чтобы я разучивал чудеса. Помимо прочего, конечно, было еще много привезенных отцом из-за границы игрушек. Можете представить, что это был конец 50-ых, и советские дети, наверное, не были избалованы так, как я, маленький Акопянчик. Привести эту волшебную музыкальную комнату в порядок было достаточно сложно, но мне удавалось, потому что меня никогда не наказывали за то, что я прикасался к творческому реквизиту. Я был очень сложным ребенком, брутальным, экспансивным, эмоциональным, поэтому меня не журили и не ругали за то, что я превращал свою детскую комнату в параллельный мир чудес и волшебства маленького Амаяка Акопяна. Моим родителям было очень сложно требовать от меня, маленького волшебника, соблюдения в ней чистоты и порядка.

Бабушка говорила со мной по-французски, и это настраивало меня на нужный лад. Она была, как говорится, «из недобитых советской властью», дочкой купца первой гильдии из Севастополя, который таинственно пропал в 1917 году, а ее старший брат, белый офицер, был расстрелян красными, потому что не перешел на их сторону. Ее молодому человеку, белому офицеру, как и ее брату, сам генерал Колчак вручал офицерский кортик. Конечно же эти люди не могли перейти к красным, и они были расстреляны. Нашу семью спас чекист Иван Прокофьевич Муштаев, скрывавший от своих, что он влюблен в мою бабушку Таисию. Эта женщина предпочитала говорить по-французски, именно на этом языке она общалась по телефону со своими недобитыми советской властью подружками. И когда она видела мой волшебный хаос, то понимала, что мальчика нужно настроить на то, чтобы он сам побежал и попытался расставить вещи по нужным местам. Бабушка приходила в комнату и говорила со мной только по-французски. Я ничего не понимал, но таким образом потихоньку приобщился к этому замечательному языку. Ее речь завораживала маленького Акопянчика, и он тихо-спокойно, под магией французских слов, приводил комнату в надлежащий вид. При помощи волшебства звучания французского языка.