На меня у бабушки свалился огромный мотоцикл. Ну как свалился.. я сама на него вскарабкалась (лет пяти), и давай "ездить": брум-брум-брум! руль туды-сюды вращать; скакать, прыгать, - ж по кочкам типа! - он равновесие и потерял. И вот, лежу, зову; вся эта металлическая тяжесть на мне, - больно; никто не отзывается, - страшно.. Семена красных смородин точно инклюзы в плену янтарном, - не шелохнутся; сердцевинные Даждьбога перламутровые лучи поливают всё округ знойным драже, возмущая мелкозернистые пески битумных стен старого дома подрагивающими миражами; равнодушно мычит корова напротив.. Я кричу. Но в доме галдят ещё сильнее. Ну, так бывает иногда среди взрослых навеселе..
Тоже не любила. Однако мы как-то обошлись. Даже не приходилось бывать заложником псевдоуважения. Наверное, потому что никогда не жили вместе. Порознь всегда проще..
Была ещё у меня бабушка. В Молдавии. Я видела её, а точнее, гостила у неё только раз, в 88-ом году: а вон она! - поднимается в гору (в Сороках почти вся местность - пригорок да холмик); вона - длинная, худощавая; юбка в пол, в ушах кольца, лоб в косынке ровной горизонталью, как у пирата; в одной подмышке у ней ни о чём не подозревающий пока петух, в другой - арбуз в рваную полоску; на губах - бормотание на непонятном мне языке, а в смуглине лица, кажущаяся почему-то сердитой - сосредоточенная забота.
Раннее утро.. Первая мысль: сегодня опять будет гречка - ура! (у меня на родине это был дефицит; только в школе давали; а мне безумно нравился её запах) Я лежу ещё на кровати, на каких никогда не лёживала в Латвии.. казалось, вся она из рогозного пуха; кругом подушки.. горкой, накрытые белой вышитой тканью; вверху, на шкафах, термосы.. большие толстые такие термосы.. может кто помнит.. с дымчатыми розами-пионами, фиалками и гвоздиками, никак китайские.. В раскрытые по-июльски настежь окна, струится шелест листьев - вишнёвых и грецких деревьев.. У меня со вчера обожжена рука, утюгом; у сестры поранена ножка: но у бабушки на летней кухне есть всё, даже змеи, в тёмных стеклянных банках с какой-то бьющей в нос жидкостью.. потому, через несколько дней - мы как ни в чем не бывало снова бежим купаться на речку, на Днестр. А после, вечером, усядемся во дворе за круглым столом; придут папина двоюродная сестра и дядя Борис. Он будет играть на скрипке, а мы с сестрой, хихикая, - запускать в него сладкие черешневые косточки, резко сжимая их между согнутым указательным и большим пальцами. Борис доброжелательно улыбается. "Борис - хароший", - считываем мы по-детски, тут же притихнув. А по ночам, его игру сменяют готовые расстаться с холостяцкой жизнью сверчки, мерно дробя своими первобытными звуками спрессованное от впечатлений за день моё сознание, слой за слоем унося его в мятликовые, обречённые забвению сны..
Иногда к бабушке приходят какие-то женщины. Кто со сметаной, кто с молоком, кто - с яиц десятком. Когда они уходят, лица у них у всех какие-то задумчиво-загадочные. Только лицо отца отчего-то делается хмурым. Я спрашиваю: "Папа, почему ты на бабушку сердит?" А он: "Понимаешь, я комсомолец. Чего она дурит их.. дом казенный, король бубновый, дорога дальняя!.. глупости всё!" Этот момент, каждый раз вспоминаю с улыбкой..
Бабушка для меня навсегда осталась тайной. Но тайной светлой. К сожалению, мы так толком и не пообщались, потому что она не говорила по-русски, а я по-молдавски знала только одно слово - бомбоане; то есть конфеты. Какой там разговор..
Когда мы уезжали, она пошла в амбар, - его охраняла очень серьезная, невозмутимая как сфинкс, огромная овчарка (кстати, собак было штук пять наверно, а котят - невероятно диких! не допускающих себя погладить, отчего руки были в сплошных царапинах - столько, что мы так и не сосчитали, сколько; ещё во дворе жила свинья, но в домике, совсем как для собаки; это было чудо.. с которым однажды случилось чепэ, когда моя шестилетняя сестра решила, что на нем можно кататься, и, что решила, то и сделала; визгу было до самых до Флорешты, ну и хохоту, конечно), - и вышла оттуда с двумя холщовыми мешками, размером.. в таких, в овощной магазин картошку раньше привозили.. так вот, один был полон гречки, а второй, грецкими орехами. Мы стоим, и смотрим. Бабушка сказала отцу, а отец перевел мне, что это нам. Гостинцы. Что мы должны их взять с собой..
Какое чувств смешение настигло тут меня.. Да, я люблю гречку. Но. Я в белом платьице. У меня бант. У меня мамина сумочка. И вот так вот с мешком орехов (именно его мне вверяли) в самолёт из Кишинёва в Москву, а потом в Ригу, а потом через весь посёлок?! (даже не верится, что в детстве я была такая фу-ты, ну-ты, барышня) Нет. Я не могу. К тому же, меня может увидеть Серёжа (так звали мальчика, который однажды пришёл на колонку, где я иногда набирала для бабушки воду, и спросил: "Ты откуда?"). Как я мимо его дома пойду теперь такая, с мешком на плече?.. Правда, обо всех этих переживаниях я не проронила ни слова, только носик, помню, вспотел.. но отец чему-то рассмеялся (видимо, выражению моего лица), и что-то ответил бабушке, на что она, в свою очередь, ух горячо затараторила, энергично и широко вскидывая руками, что не понимает, мол, ни его, ни его детей, что мы - странные люди, не такие мы люди, неужели все там (то есть в Прибалтике) такие; неправильные мы люди: она - от чистого сердца, от всей души, а мы - сопротивляться! Ай-нэй-нэй.. Ла реведере!
Через две недели после нашего возвращения домой, к нам пришла посылка. Два совершенно деревянных ящика. Открываем - гречка; вровень с краями. В другом, нам всё-таки досталось на.. да нет, просто орехи.)
Так полюбила ли я бабушку? Как Вам сказать.. Слишком мимолетным было наше знакомство, а общение - поверхностным. Скорее, я полюбила её образ, во многом, наверное, дорисованный моим легко впечатляющимся воображением, и я полюбила ту атмосферу житейского её мироустройства, - всё вместе очаровавшее меня совершенно. Тем не менее.. Сколько уж лет прошло, но то и дело средь осколков осыпавшегося детства, отражение одного из них нет-нет да и запрыгает солнечным зайчиком по стенам какого-нибудь ненастного дня.. а сердце, по мере следования за его бликами, сызнова насыщается диакартинами той сказочной встречи и, отяжелев, расщепляется в чувстве неизмеримой благодарности, словно погруженное в тёплый чай печенье..
---
И занесло же тебя, мать… Это я себе. Простите. Увлеклась.)
---
Знаете, что я Вам скажу, Вероника? Помимо находчивости в плане подыскивания причин, у Вас, на редкость для столь юного возраста, рассудительный внутренний голос. На мой взгляд, уже то что Вы вообще понимаете такие вещи относительно своей бабушки - это очень и очень не мало. Осталось только, чтобы он, Ваш голос, убедил также понять и "простить" маму и осу, случай с которой, видимо, затмил все остальные, ибо те остались без перечисления.)
И я почему-то уверена (в особенности после ознакомления с Вашим профилем), у него это когда-нибудь получится.
Или, "нет, нет, нет, нет - мы хотим сегодня; нет, нет, нет, нет - мы хотим сейчас"? Почему-то в детстве нравилась эта песенка..)
А что бы Вы хотели сейчас? Избавиться от ассоциации? Для чего? Чтобы полюбить бабушку? Что ж, говорят, с помощью гипноза многое можно. Допустим. Но что будете делать, если ассоциация исчезнет, а любовь к бабушке так и не появится? Подадите в суд на гипнотизера, так как рассчитывали на большее? Будете чувствовать себя виноватее: мол, раньше хоть ассоциация, а теперь-то что мне мешает?
А не мешает ничего, в сущности.. Просто так бывает. И нет в том также ничего предосудительного; ну раз не вышло иначе, не сложилось. Не обязаны мы кого-то любить, понимаете: или есть, или нет.
Зато мы можем расти и учиться.. отдачи. Учиться общаться. Быть открытыми. Быть искренними. Принимать. Уважать. Жалеть. И да, любить. Если повезет, живых..
От всей души желаю Вам добра. Вы очень милая.. пусть у Вас в жизни всё будет хорошо.