Говорят, одна из бед России, что большое число граждан её презирает или стыдится. А как с этим в других странах, насколько это исключительно русское явление?

Это очень больной вопрос, наверное, именно поэтому многие стыдливо говорят, что такого явления нет или что такое явление можно найти и в других странах. Но эту проблему раскрывали многие писатели и режиссеры, ну как же нет такой проблемы? Давайте разбираться.

Прежде чем дать ответ, разрешите исправить вашу формулировку вопроса: говоря, большинство презирает или стыдится, мы имеем в виду не граждан всей России, а интеллигенцию (это слово с размытым значением, по Грамши это определение звучит так: thequestion.ru). Народ в массе своей ни в одной стране мира не стыдится своей страны в течение продолжительного периода времени. А вот интеллигенция - стыдится. И именно в контексте интеллигенции, на мой взгляд, правильно обсуждать эту проблему. Этому явлению пошел уже не первый век, подвержены ему были как видные интеллектуалы, так и те, кто просто как-то получил образование. Думаю, вам будет любопытно взглянуть на то, что писал Достоевский по этому поводу Майкову: theslump.ru Из современных нам авторов по этому вопросу высказывались Прилепин, Балабанов, но мне отдельно хотелось бы отметить программную статью Владислава Суркова "Национализация будущего"(expert.ru). Так как Сурков долгое время считался главным идеологом Кремля, то, полагаю, текст должен показаться любопытным.

Другие комментаторы приводят совершенно правильные и уместные свидетельства того, что в других странах есть такие же или подобные явления. Но мне кажется, есть отличие. В тех же письмах Достоевского Майкову, которые я привел ранее, есть диалог следующего содержания (Достоевский разговаривает с русским собеседником, экспатрировавшимся в Германию):

Достоевский: Для чего, собственно, вы экспатрировались?

Собеседник: Здесь цивилизация, а у нас варварство. Кроме того, здесь нет народностей; я ехал в вагоне вчера и разобрать не мог француза от англичанина и от немца.

Достоевский: Так, стало быть, это прогресс, по-вашему?

Собеседник: Как же, разумеется

Достоевский: Да знаете ли вы, что это совершенно неверно. Француз прежде всего француз, а англичанин — англичанин, и быть самими собою их высшая цель. Мало того: это-то и их сила.

Мне кажется, этот диалог хорошо отражает отличия русской интеллигенции и, к примеру, европейской. Проиллюстрирую на примере: 

Во Франции на Canal+ есть популярная юмористическая передача Le petit journal (LPJ), выходящая по будням, она в какой-то степени близка по формату к Вечернему Урганту. Как вы помните, атака на Париж произошла в вечер пятницы, поэтому ближайший выпуск LPJ был в понедельник. И хотя в плане смеха и иронии над собой французская культура позволяет больше, чем русская (в ответе на другой вопрос я приводил смешные твиты, которые французы постили в выходные после атаки на Париж: topito.com), но в выпуске LPJ не то чтобы не шутили, они говорили с легким налетом юмора об очень серьезных вещах: не столько о терроризме, сколько о ценности человеческой жизни и жизни своих соотечественников. И что поразительно: они смогли в юмористической (sic!) передаче затронуть мои чувства так, что я всей душой заново пережил и по-другому осознал эту трагедию. Это была программа преисполненная любви и нежности к Франции, и люди, а в первую очередь ведущий, не стеснялись эти чувства показывать и проговаривать. 

И мне стыдно вспоминать, что за передача была у Вечернего Урганта после крушения самолета над Синаем или после других катастроф, бывших в России. Недолго идут слова соболезнования, после чего идет выпуск, который ничем не отличается от других, выходящих в будни - те же шутки, все такое же. Нет и намека поговорить по-другому с аудиторией, попытаться вместе осмыслить, пережить. Внешне похоже на какие-то формальности, после которых зрителям и ведущим следует сразу же забыть обо всем: о смерти соотечественников, о чувствах их родных, близких. Это - неуважение: неуважение к людям, неуважение к самим себе как к нации. Это ведь не Ургант виноват в том, что у нас нет таких программ, а мы все, мы как россияне, как нация. Мы не считаем этих людей нашими Соотечественниками или вкладываем в это понятие мало смысла, нам на них плевать. Мы возмущаемся, почему переносят в эти дни программу КВН и другие развлекательные шоу. И это мы, интеллигенция, виноваты в этом. Ведь интеллигенция нас воспитывает, она учит нас всех думать, она учит нас истории, она пишет статьи в газетах, которые мы читаем, она выступает на телевидении, которое мы смотрим, она отвечает на The Question, и она единственная, кто помимо родителей, растит наших детей. И Ваня Ургант - прекрасный человек, но и он, и мы виноваты, потому что нас этому не учили и мы сами не догадались, что этому нужно учиться. 

Поэтому различие между интеллигенцией российской и европейской, как в этом случае на примере французской, есть. Говоря про британскую интеллигенцию, на мой взгляд, в умении критиковать себя и свою страну ей сложно состязаться с французской, но и в той, и в этой есть то, что подметил Федор Михайлович: француз прежде всего француз, а англичанин - англичанин. Если почитать Конан Дойля, то можно заметить, как много британцев переняли и привезли в Британию вкусы и привычки, которые они приобрели в колониальной Индии. Буквально все в доме было индийское: халаты, убранство, сигары, слуги. Но при этом все они остались в душе англичанами. Редьярд Киплинг, рожденный в Индии и глубже всех проникнувший в восточное мироощущение, любивший Индию всем сердцем, был в первую очередь англичанином и английским патриотом, и написал "Балладу о Западе и Востоке" и о "бремени белого человека".

Русский интеллигент, в отличие от французского или британского, легко отказывается от национальной принадлежности, считая ее каким-то пережитком прошлого, этим обусловлено и появление русского космизма, когда человек считается "гражданином мира". Однако оборотной стороной отказа от национальной принадлежности является пренебрежение и отсутствия ощущения связи с российской общей для нас всех историей, а в некоторых случаях - откровенное злорадство над неудачами России, и даже убежденность, что «если б провалилась Россия, то не было бы никакого ни убытка, ни волнения в человечестве». Вы не представляете, как много русских эмигрантов, с ехидством интересующихся, не стреляют ли еще на улицах и с воодушевлением расспрашивающих о бесправии и деспотизме в современной России. В конце концов, есть и совершенно необычный вид людей, те, кто говорят, что любят Россию, но помимо своей воли ее, Россию, ненавидящих. Опять предоставлю слово Достоевскому:

«Но вот что я заметил: все эти либералишки и прогрессисты, преимущественно школы еще Белинского, ругать Россию находят первым своим удовольствием и удовлетворением. Разница в том, что последователи Чернышевского просто ругают Россию и откровенно желают ей провалиться (преимущественно провалиться!). Эти же, отпрыски Белинского, прибавляют, что они любят Россию. А между тем не только всё, что есть в России чуть-чуть самобытного, им ненавистно, так что они его отрицают и тотчас же с наслаждением обращают в карикатуру, но что если б действительно представить им наконец факт, который бы уж нельзя опровергнуть или в карикатуре испортить, а с которым надо непременно согласиться, то, мне кажется, они бы были до муки, до боли, до отчаяния несчастны».

Я надеюсь, что если вы это читаете, то мне удалось убедить вас, что проблема, затронутая в вопросе, объективно существует, и первый шаг на пути решения ее - это принятие. Обманывать самих себя - удел детей. Российская интеллигенция, к сожалению, на сегодняшний день занимается ловлей блох, выискивая их в режиме, советском наследии, Путине, народе и тяжелых северных условиях, но мало кто занимается построением нации и воспитыванием у этой нации уважения к самой себе. А без этого самодостаточными странами, которыми мы восхищаемся, такими как Франция, Великобритания и США, стать невозможно. Национализация будущего невозможна без национализации интеллигенции.