История с "Матильдой" не мировоззренческая (религиозная), а политическая. Большинству верующих ни фильм, ни его показ не мешают. Или мешают не больше, чем девушки в мини или секс-шопы, например. Максимум, они на фильм просто не пойдут. А "протестуют" политизированные фрики и "православные" боевики - при поддержке влиятельных кругов в Кремле и РПЦ. Не будь "Матильды", нашли бы чем еще "оскорбиться", что громить и запрещать.
Крестный ход в Питере - традиционный (в память кого-то там). И большинство участников пришли не из-за "Матильды". Но организаторы (читай представители РПЦ и местных властей) либо сами поставили в первых рядах фриков с лозунгами против "Матильды" (каких-то "казаков"; "питерские казаки" - это уже само по себе непристойный балаган), либо не решились убрать их оттуда , обратившись к полиции. В итоге - ложная картинка массы верующих, которые, якобы, все против "Матильды".
Всего за несколько дней Россия пересекла важную черту, к которой шла давно: православные экстремисты совершили две настоящие попытки терактов. ...
Россия привыкла к религиозно мотивированным мусульманским терактам, но, несмотря на часто общее гражданство убийц и жертв, они воспринимались как теракты чужих против своих, меньшинства против большинства. Нынешние нападения – это атаки своих против своих, проводимые от имени большинства. Там была борьба за независимость, здесь – борьба за власть в виде права определять границы дозволенного для всех.
...
Российский режим относится к тому типу, где дисциплина важнее согласия, а власть не нуждается в соавторах политической повестки и предпочитает принимать поддержку в пассивной форме подчинения и порядка. ... И то, что власть не способна дисциплинировать неукротимую Поклонскую, свидетельствует не о том, как ее идеи крепнут, а как она слабеет под напором собственных идей.
Восходящий поток «инициатива в обмен на лояльность» (по формуле «мы определяем цель, вы нас ведете») хорошо работает между нижним и средним уровнем, но не всегда или с запозданием доходит до верхнего. Когда кипучая низовая инициатива достигает наконец самого верха, Кремлю приходится иметь дело уже не с экстравагантным одиночкой, который хочет быть святее системы, а с полновесным общественным явлением.
В этом парадокс ситуации с «Матильдой»: верхнее звено, хотя предпочитает статику динамике, не всегда пресекает избыточно деятельный восторг на ранних стадиях – это мелко и не по чину и жаль одергивать полезных энтузиастов. Когда же инициатива разрастается до масштабов, при которых Кремлю незазорно ее замечать, цена ее усмирения растет, теперь оно чревато отчуждением ценных групп поддержки и демонстрацией раскола внутри патриотического большинства. В результате уже не Кремль проверяет низовые движения на лояльность себе, а они проверяют Кремль на лояльность провозглашенной им самим идеологии.
Президент России достаточно силен, чтобы одернуть начинающего депутата Поклонскую и бригаду следователей, которые открыли дело Серебренникова и тем самым осложнили ему отношения с множеством потенциальных доверенных лиц. Но на начальном этапе опускаться на уровень Поклонской или следственной группы – слишком мелко. ... Когда вопрос поднимается на уровень, не стыдный для Кремля, участники кампании гораздо более многочисленны и распалены, чем в начале, и в ее рядах уже мелькают влиятельные лица. Одно дело, когда Поклонская нападет на фильм Учителя от своего имени, другое – когда к ней присоединяется епископ Тихон Шевкунов, который много лет считается духовником Путина и некоторых высоких чинов из российских спецслужб.
...
Одна из проблем персоналистского режима, выстроенного в России, в том, что в нем нет сдержек, кроме самого Путина. Его слово, сказанное ex сathedra, то есть в тронной, управленческой ситуации, все еще принимается всерьез, но именно потому, что слова других высокопоставленных функционеров становятся все менее обязательными к исполнению.
В этом отношении нынешняя верхушка действительно больше не похожа на двор , чем на политбюро. Путин не может девальвировать свое царское слово, обращаясь к Поклонской или следственной бригаде, а слово практически любого другого функционера, даже если он претендует на то, что вступает в разговор от имени Кремля, весит слишком мало, чтобы остановить патриотическую кампанию, уже нарастившую мышечную массу. Ни министр культуры Мединский, который наконец выступил с весьма категорическим осуждением «гвалта» Поклонской, ни президентский пресс-секретарь Песков, ни премьер-министр Медведев с замами для этого уже недостаточно авторитетны: для участников национал-патриотических кампаний они сами – потенциальный объект публичной или келейной борьбы и желательной замены на более патриотичных чиновников.
На публичное одергивание со стороны неавторитетных для себя людей они найдут публичное и еще чаще негласное одобрение в кругах более уважаемых в их среде.
...
Для организаторов публичных патриотических кампаний в стране нет идеологов, кроме Путина и их самих. Но Путин отвечает уклончиво, не разменивая высокий сан даже на легкий риск попасть в число оппортунистов, значит, осталось найти «правильного священника» и получить благословение. Русская церковь (как и лидеры мнений из мирян), подобно миру ислама, сейчас достаточно диверсифицирована на среднем уровне. А средний уровень, объединившись с активистами снизу, получает способность навязать волю высшему: и вот на свечных ящиках по приходам лежат подписные листы против «Матильды», и уже не важно, кто их положил, важно, что их не убирают.
...
Кроме очевидного смешения мученичества как итога жизни и святости, упрощенно понятой как пятерка за поведение, для внешних наблюдателей не всегда понятно, почему именно последний царь, проспавший империю, так почитаем среди имперских националистов. У этой традиции два корня. Еще в советское время подлинность православного духа многими измерялась признанием святости последнего царя: эмигрантская Зарубежная церковь давно почитала его святым, в то время как РПЦ и ее, по общему мнению, завербованные КГБ иерархи под давлением атеистической власти этой святости не признавали. Так что неофиту предлагалось сделать выбор между настоящим и конформистским советским православием. По этой причине культ царя-мученика существовал в русской церкви задолго до того, как Путин в процессе объединения Русской и Зарубежной церкви сделал его официальным.
Тогда же в позднем СССР в спецслужбах стал распространяться культ белогвардейцев как настоящих (не чета большевикам) патриотов, парадоксально совмещаясь с уважением к Сталину и Дзержинскому.
...
в момент, когда Поклонская со своим экзотическим проектом появилась в Москве, политический центр здесь уже два года сдвигался в сторону бывшего края, примерно туда, где давно трудился философ Дугин, заседало Афонское братство, а православие превращалось в коллективную идентичность, дающую право на превосходство над победителями в холодной войне. Векторы России и Поклонской совпали и дали умножающий эффект, и теперь трудно отдельно остановить Поклонскую, не ставя под вопрос заданное в последние годы идеологическое движение всей России.
Для тех, кто разработал для страны консервативный маневр, депутат Поклонская – беспокойная, но в целом своя, а ее критики – хоть и более уравновешенные – чужие. Противопоказано бить своих на радость чужим.
...
Путин оказался в классической ловушке начинающего идеолога. Провозгласив идеологию, он создал новую точку отсчета для обезличенной системы координат, но набор идей связан с лицом опосредованно, и Поклонская может воплощать этот набор не хуже его самого. В прежней, неидеологической России лояльность принадлежала только ему. В новой – еще и набору идей, имеющему независимое существование.
В точке кристаллизации идеологии постепенно возникает пока не четко оформленный союз верных не столько Путину, сколько провозглашенным им идеалам священников, представителей спецслужб, бизнесменов и государственных функционеров, который можно условно назвать союзом ряс и погон. Чиновники среднего и низшего уровня начинают диверсифицировать свою лояльность, разделяя ее между президентом и этим новым неопределенно-личным идеологическим центром. Так, за запрет «Матильды» вдруг начинают высказываться местные руководители, силовики, директора, тем более что снизу им кажется – такая громкая кампания вряд ли идет без одобрения с самого верха. В результате уже после заявления министра Мединского против Поклонской и в поддержку проката «Матильды» несколько прокатчиков Камчатки приняли решение не включать фильм в репертуар, уточнив, что это их «гражданская позиция», а местное министерство культуры разместило их манифест на своем сайте: двойная лояльность, верный идеалам средний уровень спорит с представителями более высокого, делая удобный выбор на ярмарке авторитетов.
...
(Отдельные места в цитатах выделены мной).
До начала лета война Поклонской с тенью Матильды Кшесинской выглядела скорее буффонадой. Однако летом ситуация начала меняться. Признаком этого, в частности, стало то, что к проекту подключилась организация «Сорок сороков» ... — ... православно-боевое объединение, одним из важнейших направлений деятельности которого является силовая поддержка программы «200 храмов». То есть, когда оказывается, что местные жители выступают против строительства очередного храма, входящие в движение спортсмены в качестве православных общественников отправляются на защиту стройки (самое знаменитое противостояние такого рода — Торфянка).
...
Так или иначе, к концу августа — началу сентября кампания противников ... фильма «Матильда» набрала совершенно неожиданную, далеко выходящую за рамки возможностей крымской депутатки силу и приобрела поистине угрожающий характер — с поджогами, запугиваниями, попытками террористических актов. ... апогеем этой кампании (на данный момент) стал крестный ход, собравший десятки тысяч человек и прошедший в Петербурге под лозунгами борьбы с фильмом.
...
Разумеется, большинство людей, участвовавших в ежегодном крестном ходе в честь перенесения мощей Александра Невского и Ништадского мира, не знали, что вступили в армию врагов фильма Алексея Учителя. Выставив в первые ряды шествия баннеры «Честь государя — честь русского народа» и «Матильда — пощечина русскому народу», организаторы мероприятия просто идеологически «приватизировали» традиционное городское шествие. (Прошлая попытка массовой акции против фильма — молитвенное стояние в Кадашах — собрала от силы несколько сот человек несмотря на широкую рекламу депутатки Поклонской.)
Совершенно очевидно, что такая приватизация была невозможна без активного содействия питерской мэрии.
...
крестовый поход против «Матильды» оказался своего рода смерчем, втянувшим в себя как аппаратно-политические противостояния внутри православной церкви ..., так и противостояние партий «православного» (Шевкунов) и «просвещенного» (Кириенко) авторитаризма, ведущих борьбу за идеологический сценарий предстоящей президентской кампании и, соответственно, четвертого президентства Путина.
...
После сильного крена в православно-политическую риторику в 2013–2015 годах, ... Путин начал смещаться в направлении традиционного авторитарно-дирижистского центризма, не чуждого модернизационных целей (если они совместимы с политической монополией). ...
... в целом политический православный фундаментализм не пользуется в России поддержкой (вопреки тому впечатлению, которое может сложиться у потребителя продукции центральных российских телеканалов). Более того, эта поддержка отчетливо снизилась в 2010-е годы по сравнению с 2000-ми. Так, в 2007 году идею, что церковь должна оказывать влияние на принятие государственных решений, поддержали 40% опрошенных, не поддержали — 50%. А в 2010-х годах эту идею поддерживали в среднем 26%, а не поддерживали — 63% (пять волн опросов «Левада-центра» в 2012–2017 годах). Данные июньского опроса 2017 года: 28% против 58%, среди молодежи — 22% против 62%, в Москве — 23% к 69%. Считающих, что церковь оказывает слишком большое и большее, чем нужно, влияние на госполитику в 2010-х годах в среднем 23%, а вот считающих, что это влияние недостаточно и его нужно увеличить — 15% (четыре волны опроса «Левада-центра»; в среднем 47% считают, что влияние такое, как нужно). Это означает, что спроса на усиление политического влияния церкви нет.
...
Несмотря на то, что за кампанией против фильма Алексея Учителя и тесно связанной с ней (по всей видимости) борьбой вокруг Исаакиевского собора вполне ясно просматриваются уши двух кремлевских партий — партий «просвещенного» и «православного» авторитаризма, и их жестокая борьба вполне реальна, нет, кажется, оснований видеть в этом пресловутый «раскол элит». Напротив, контраст двух картинок — антикоррупционного «экстремизма» сторонников Навального и православного экстремизма противников Учителя — задает удобный антураж для разыгрывания центристского сценария президентской кампании Путина. «Экстремизм с обеих сторон недопустим и будет жестоко пресекаться правоохранительными органами, следует и дальше ужесточать антиэкстремистское законодательство».
Подвох этого «центризма», как мы видели, однако, состоит в том, что одна сторона, в действительности, находится под жестким прессингом государственной машины, а другая пользуется ее широкой поддержкой. В результате, центр выглядит смещенным по отношению к тому, как он выглядел бы в естественных условиях. Это не Путин центрист, а центр двигают под Путина.