Для начала, как всегда, надо определиться, что такое мораль.
Нравственность, нравы - это естетственные, хотя и различные для разных групп населения (изначально - сословий) законы жизни. Что такое хорошо и что такое плохо. Как надо поступать хорошо и как не надо делать плохо. Это жизнь "на равнине жизни". Но в какой-то момент, в начале всякой Культуры (и новой религии) возникает то, что Гумилёв неудачно замешал в общую кучу "пассионарности" - некое стремление "вверх", перпендикулярное общей жизненной плоскости, примерно как магнитное поле вечно перпендикулярно электрическому. И это новое явление, новая сила, новая религиозная мораль, входящая в резкое противоречие с традиционной нравственностью, предписывающая отпускать блудниц и не убивать даже врагов, создающая ситуации, которые "разделяют человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее" Мф.10,36 - она порождает "новую реальность" - "третье измерение", постулирующая абсолютное Добро и Зло, как координаты этого измерения, в котором на бывшей плоскости бытия начинают возникать объёмные храмы и замки, со стен и вершин которых срываются вниз и гибнут тысячи их "строителей", но остающиеся множатся и продолжают радостно строить, глядя вверх.
И вот, когда великое, причудливое и многообразное здание Культуры построено, "Когда цель достигнута и идея, т.е. все изобилие внутренних возможностей, завершена и осуществлена во внешнем, тогда культура вдруг застывает, отмирает, ее кровь свертывается, силы ее надламываются - она становится цивилизацией." О.Шпенглер
Кант - "последний человек умирающей культуры", ещё способный окинуть взглядом построенное здание и оценить его великолепие, хотя уже и не понимающий, что за сила заставляла людей так напрягаться, тем не менее, ещё знавший, что такая сила существовала. Следующие за ним европейцы, окончательно "спустившиеся на равнину", уже забыли даже об этом, постепенно дойдя до отрицания такой силы, т.е. морали, отождествив её с нравственностью.
Одним словом, Кант уже не знал, что такое мораль, но ещё догадывался о её существовании в истории. И пытался хоть как-то сохранить остатки представлений о ней в форме догмата (императива).