Почему Наполеон пошел на Москву, а не на Петербург?

@Максим Синицын, у меня сложилось впечатление, что Вы если и читали Клаузевица, то явно не поняли сути выдвигаемых им положений, но обо всем по порядку.

Наполеон никогда не был теоретиком и никакого теоретического труда, суммировавшего опыт Революционных и Наполеоновских войн, он не оставил. Наоборот, это сделал Клаузевиц. То, что затем суммировал Клаузевиц, выводится из анализа наполеоновских кампаний и его полководческого стиля. Замечу: стиля, который задал тон европейскому военному делу последующего периода и был в значительной степени перенят его противниками.

Так что, это не я подвожу Наполеона под Клаузевица, а Клаузевиц анализировал Наполеона. Не следует путать причину и следствие. Более того, я склонен рассматривать этот анализ весьма и весьма убедительным, причем не в последнюю очередь благодаря послужному списку немецкого теоретика: Клаузевиц видел причины поражения Пруссии в 1806 году (и написал об этом отдельный труд), видел победу России в 1812 и - что кардинально важно - национально-освободительный подъем Германии в 1813 году. Для понимания Наполеоновских войн это более чем подходящая триада.

Во-вторых, именно Клаузевица как раз и отличает более широкий подход и широкое видение задачи. Собственно, именно это натолкнуло меня на мысль о Вашем его неверном понимании. Как можно было обойти его же максиму о том, что "Война есть продолжение политики другими средствами"!? Клаузевиц же прямо пишет - и эта мысль красной нитью проходит через весь его труд - что "Победа в войне преследует цель принудить противника к исполнению нашей воли [политической]". И старорежимных прусских офицеров он именно за отсутствие этого понимания и критикует. Иными словами, победа по Клаузевицу есть лишь средство достижения политической цели.

Вы же в своем комментарии сами себе противоречите: пишете, что для Клаузевица финальной точкой является заключение мира на выгодных условиях, и тут же противопоставляете этому политическую цель в виде получения выгоды. Что за логическая нестыковка: ведь это абсолютно тождественные понятия и из книги "О войне", и даже из вашего собственного текста. Для Клаузевица не победа самоцель, а то, что это победа даст.

Оставим тот факт, что это кампания отнюдь не является типичной в сравнении с предыдущими кампаниями Наполеона. Отбросим также и то, что ни одна методика действий не может быть универсальной и подходить во всех случаях. Это, что называется, лирика. Да я и так прямо пишу в ответе, что русские контрмеры действия Наполеона перевесили.

Однако Вы должны бы помнить, что у многострадального за сегодня Клаузевица есть три компонента победы:

Причем он пишет, что достижение первых двух пунктов совсем не гарантирует еще победы без сломленной воли врага. Это, между прочим, вообще один из самых главных выводов Наполеоновских войн. И теория Клаузевица отнюдь не ограничивается пассажами о ценности генерального сражения.

Что же мы имеем в 1812 году:

Уничтожение армии противника сорвалось. Наполеон долгое время пытался навязать противнику генеральное сражение, а когда всё-таки смог этого добиться, ему не удалось разгромить вражескую армию. То есть, он просто не решил главную задачу, стоявшую перед ним.

Про захват территории излишне даже рассуждать - это невозможно, да и не планировалось.

Подавление воли русских к сопротивлению - и снова мимо. Захват Москвы хоть и подействовал на армию и общество угнетающе, но никакого определяющего значения не возымел.

Я не утверждаю, что это окончательная истина: вопрос вполне себе допускает дискуссию. Но мое мнение заключается в том, что Русская кампания 1812 года и её итог - это как раз иллюстрация Клаузевица, лежащая вполне себе в русле его воззрений. Более того, и Наполеон, и Клаузевиц проповедовали решительный характер действий. А московское сидение длиной почти в месяц - отличный пример неверного анализа событий и нерешительности.

Всякому хоть сколь-нибудь сведущему в исторической науке, известно, что мемуары являются без сомнения ценным, но далеко не самым серьёзным и авторитетным видом источников. Критически подходить надо вообще к любым историческим источникам, но к мемуаристике - более всего. Она часто пишется значительно позже описываемых событий, когда память автора притупляется; фактор оценочных суждений в ней всегда больше, чем в сухой документации; наконец, часто мемуары пишутся просто с оправдательными (или наоборот - очерняющими) целями. И хоть мемуары Сегюра были написаны в 1824 году, они подверглись существенной критике уже современников. Его критиковал даже известный своим приукрашиванием барон де Марбо. Не стоит забывать ещё и то, что написаны они были в эпоху Второй Реставрации, что тоже не добавляет в них уверенности, но вновь подвигает к необходимости критической оценки. Кроме этого, у Сегюра есть и исторические произведения. Однако и их очень много критиковали современники и участники наполеоновских походов. Да и полноценными историческими произведениями их тоже считать вряд ли возможно, так как написаны они были в эпоху, когда история как наука делала лишь первые робкие шаги.

А какие же источники признаются наиболее весомыми в исторической науке? Ответ однозначен: синхронные. То есть созданные непосредственно в описываемое время. Ярким примером могут служить дневники, письма, а лучше всего - армейские приказы. Ведь это внутренняя документация, не предназначенная для широкого использования, предназначающаяся строго очерченному кругу лиц. Иными словами, создатели такого рода документов обычно не предполагают, что кто-то со стороны когда-нибудь будет их читать.

И вот в такой категории источников, как я уже говорил, Москва начинает появляться в качестве сколь-нибудь достижимого объекта только после Смоленска, никак не раньше.

В итоге на одной чаше весов у нас мемуары, а на другой - сухая документация профессионалов, входящих в централизованную иерархичную структуру, коей являются вооружённые силы. На мой взгляд, выбор очевиден.