Как реагировали на Февральскую революцию правительства других стран и иностранные дипломаты, находившиеся в России?

Для иностранных правительств и дипломатов Февральская революция оказалась такой же неожиданностью, как и для российских подданных, внезапно ставших гражданами. Вплоть до 16 марта (3 марта по старому стилю) зарубежные газеты писали исключительно о некоторых беспорядках в Петрограде, которые вполне можно было подавить. Причем зачастую информация до европейских и американских газетчиков доходила довольно искаженной. Например,

В такой ситуации правительства других стран выжидали, прежде чем выступить с официальными заявлениями. Первыми в итоге отреагировали США - 22 марта они признали Временное правительство, однако с с заявлением выступил не президент или госсекретарь, а посол в Петрограде Дэвид Фрэнсис. Однако общее настроение в США было довольно тревожным. С одной стороны приветствовали свержение самодержавия, с другой - опасались перерастания революции в неконтролируемый хаос. Поскольку США уже готовились вступить в войну, то были опасения по поводу того, как изменится теперь расклад сил, ведь охваченная революцией Россия могла и выйти из войны.

В Великобритании тоже не было единства. Опять-таки революцию приветствовали, но при этом часть элит считала ее схожей со Славной революцией 1688 года, где число жертв было относительно невелико, другие же видели общие черты с революцией 1640 года, за которой последовала кровопролитная гражданская война. 16 марта 1917 года в адрес Временного правительства была направлена приветственная телеграмма 20 профсоюзных лидеров, из которых шесть являлись членами правительства, а остальные – парламентариями. Однако официальное признание Временного правительства последовало только 24 марта, на два дня позже, чем это сделали США. При этом Ллойд Джордж, получив об посла в России Бьюкенена информацию о свержении царского режима заявил: «Отныне они для нас бесполезны в этой войне». Но тем не менее, в апреле 1917 года представители Антанты заявили о том, что подтверждают все секретные договора с царским правительством о территориальном переделе мира после победы над Германией. В то же время снизились опасения того, что Россия пойдет на сепаратный мир с Германией, чего можно было ожидать от царского правительства.

Примерно такая же ситуация была во Франции. Даже посол Морис Палеолог не всегда мог дать четкое описание происходящих событий. Например, в дневнике от 14 (1) марта он выделял три центра власти в Петрограде: Исполнительный комитет Думы, Совет рабочих и солдатских депутатов и Главная квартира войск, причем посол плохо был знаком с лозунгами и требованиями этих центров. Французское правительство , как и британское признало Временное правительство, выражая удовлетворение от того, что Россия пошла по пути демократических стран. При этом опасения о том, что теперь Россия не будет активно участвовать в войне, все равно существовали.

Как ни парадоксально, но в Германии тоже было двойственное отношение. С одной стороны революция в стане противника - это хорошо, но с другой были опасения, что теперь российские солдаты будут обладать большим патриотическим настроем, поскольку будут сражаться не за царя, а за свободу. Кроме того, уже в апреле 1917 года стало понятно, что революционные настроения из России перекинулись германским рабочим, а значит теперь следовало опасаться революции у себя. В целом же в Германии видели в российской революции возможность для заключения мира на восточном фронте, причем это видели не только в правительстве, но и, например, в партии СДПГ.