В чём вы видите ценность языков малых народов?

Я, для начала, охреневаю от самого термина “малые народы”, и того что ценность их языков вообще ставится под вопрос. Сомневаюсь, что она вызывает сомнения у самих носителей, и не понимаю, почему она должна заботить кого-то ещё. Поспрашивайте о ценности чеченского где-нибудь в Грозном — расскажете потом, как прошло.

Сомневаюсь также, что носители русского языка готовы были бы признать себя малым народом относительно намного более многочисленных носителей английского, которые богаче per capita, и чья традиция светской литературы значительно древнее русской. Если малость народа определяется только локальным релятивизмом, в глобальном контексте на большой народ может возникнуть народ по-больше. Если же она подваливает к своим и чужим с подогнанными критериями, то это обычное лицемерие.

Ну и мне в целом было бы интересно услышать хоть какие-то обоснования шкалы объективных лингвистических ценностей, не сводящиеся к бытовому нацизму. Не настолько, впрочем, чтобы открыть комментарии.

Итого — данный вопрос проблематичен более чем в одном смысле, и не заслуживает прямого ответа в текущем виде. Как люди, всерьёз расставляющие людей по крупности, не заслуживают их общества.

Поэтому я просто поговорю о поэзии.

В поэзии Оджибве есть стихи, написанные во сне.

В поэзии Мбути люди вечно гонимы, и не могут, как оседлые, следить за могилами предков — поэтому их мёртвые живут в ветре.

В поэзии Инуитов есть песнь о словах.

В поэзии Кроу поют о священном табаке, который никогда не курят, но собирают, измельчают, и сбрасывают в ручей.

В поэзии Хидатса попавший в ловушку олень просит не долгих лет, но только ещё раз увидеть лето.

В поэзии Нганасан есть личные песни, которые наследуются отдельно по мужской и по женской линии.

В поэзии Йоруба бог “превращает кровь в детей”.

В поэзии Навахо предметы имеют градации самосознания. Самыми самосознающими существами являются люди и молнии.

И так далее.

Каждый язык способен вместить в себя мир, но то, как он это делает, вшито в возможности языка самого по себе — его структуру, фонетику, морфологию и накопленные контексты. Может быть, по Хомски, мы все в итоге поём об одном и том же, потому что вся грамматика универсальна — не факт, что мы это когда-нибудь выясним — но так или иначе, каждый язык делает это по-своему. Это объединяет их с живыми людьми, потому что живые люди являются их носителями.

Это не ценность языков какого-либо народа, это ценность языков вообще и каждого по отдельности. Языки тождественны жизни, во всех её проявлениях. Они воплощают чудо и скорбь, осмысленность и бездушие. Даже самый малый из них заслуживает изучения и сохранения, и ни один не заслуживает того, чтобы быть утраченным.