Здесь нужно сразу определиться, говорим мы об искусстве современном или о цифровизации произведений искусства, созданных до цифровой эпохи. Потому что у нас получатся два совершенно разных разговора.
Современное искусство понимает, что его попытаются оцифровать и тиражировать. И, так или иначе, на с этим считается. Поэтому часто принимает формы, которые оцифровать просто невозможно без очевидной потери содержания. Так, например, в перформансах - определенное место и время, телесные практики и интерактивные элементы, необходимые части опыта восприятия произведения. То есть ценность произведения искусства имеет только событие, скопировать в цифровую среду можно в лучшем случае фрагменты информации о нём. Другие же формы, особенно если говорить о формах цифрового искусства, сразу и принципиально в цифре и существуют, иногда умело используя прежние инструменты копирования, для создания новых произведений искусства. Например, мейкап-художники, работающие с Инстаграм. Но при этом цифровые художники также умело интегрируют интерактивные инструменты, чтобы их произведения всё-таки становились событием для зрителя, а не тонули в общем информационном потоке.
Кажется, современные художники «предупреждены и вооружены».
Тревога возникает за ценность произведений искусства доцифровой эпохи, которые уже «защитить себя» не могут. Но эта тревога старше цифры. Началась она ещё с началом XX века. И здесь вехой был выход в 1936 году эссе Вальтера Беньямина «Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости». В этом эссе как раз воспроизведены все главные болевые точки копирования искусства: зритель больше не переживает встречу с ним как особое событие, оно слишком доступно, лишается «ауры». Но, если почитать внимательно, вы увидим, что условиями сохранения этой особой ауры Беньямин считает как раз особые время и место, когда и где зритель может воспринять произведение искусства, а также живую встречу зрителей и исполнителей, если говорить о перформативных жанрах (театре, упомянутом в эссе). А в конечном итоге — концентрацию зрителя на произведении и полноценный отклик. Вот почему никто не беспокоится за цифровое копирование литературных текстов. Их чтение — в любом случае вдумчивое протяженное событие. А наибольшее беспокойство вызывают произведения живописи, наиболее чувствительные к тому, как долго и в каких условиях и ракурсах их созерцают. Но для них и музей — не панацея. Чтобы полноценно всмотреться в живописное произведение, современному зрителю чаще необходим культурный контекст и способ поделиться впечатлениями. А цифровая среда, кажется, способна обеспечить его и тем, и другим. Важно только, чтобы цифровые копии произведений искусства были репрезентированы нам нужным образом. А сами по себе они не зло.
Страшилка, которую мы можем себе создать: вот некий абстрактный молодой человек, утром, в ужасном настроении и одном носке, методом случайного сёрфа в интернете находит плохонькую копию фрески Джотто и навсегда решает, что искусство — какая-то невнятная чушь. Но эта страшилка не выдерживает критики. Случайные события в цифровом информационном шуме также быстро забываются. Но в интернете множество шансов и встретить человека действительно заинтересованного в искусстве и способного заинтересовать другого, вызвав живой эмоциональный отклик (интерес, удивление, возмущение). А это уже запомнится. И, если мы измеряем ценность искусства в зрителях, которые получили опыт встречи с произведением, то, разумеется, чем выше информированность человечества о произведении искусства, тем большее количество зрителей смогут заинтересоваться и эту встречу себе организовать.