Как и пишет в своём ответе Валерия, студии часто меняли финалы в угоду вкусам публики после тестового просмотра и зачастую вопреки требованиям писателя, чью книгу экранизировали. Хотя раньше, сильно раньше, в 1910-х, вопрос этот решали куда интереснее: снимали разные финалы в зависимости от страны проката (так, например, в России и скандинавских странах любили и принимали трагические финалы, смерти главных героев и тому подобное, а вот в Европе, не говоря уже о Штатах, – нет, вот и финалы им поставлялись счастливые).
Но есть ещё один вариант «двойного финала», мой любимый. Это когда в фильме есть happy end, но он настолько откровенно пришитый, что заставляет искать другой финал, настоящий. Таким, например, можно считать финал «Ещё по одной». По мне, так настоящий финал там случается в сцене похорон: я даже не про хор мальчиков, а про надгробную ленту, которая медленно скользит по полу.
Или вот в советском «В шесть часов вечера после войны» Пырьева – финал как бы подразумевает свою собственную невозможность. И таких ещё много. И вся магия этих двойных финалов в том, что между ними прячется дополнительный смысл, словно бы тайное послание режиссёра, каким оно очень часто и было в совестких фильмах. С очень большой натяжкой финал кулиджановского фильма «Когда деревья были большими» можно назвать счастливым, но цензуру проходит, а значит – форма соблюдена. И в этом смысле двойной финал можно рассматривать ещё и через призму цензуры.