Нет, он просто другой, поэтому для кого-то он ближе, чем Пушкин. Поэзию Пушкина можно сравнить с роялем по диапазону, универсальности и огромным возможностям по сравнению с другими инструментами. Но фортепьяно не может заменить скрипку или гитару, потому что тембр каждого музыкального инструмента уникален и неповторим.
Лермонтов - продолжатель Пушкина, тесно связанный с пушкинской традицией. То, что мы считаем типично лермонтовскими темами. было уже намечено у его гениального предшественника. Образ Демона - он впервые появляется у Пушкина.
Печальны были наши встречм:
Его улыбка, чудный взгляд,
Его язвительные речи
Вливали в душу хладный яд , <….>
Не верил он любви, свободе;
На жизнь насмешливо глядел -
И ничего во всей природе
Благословить он не хотел.
Разочарование в жизни, тоска от отсутствия смысла кажется нам типично лермонтовской темой. Но и среди общей гармоничности художественного мира Пушкина прорывается нота тоски, сомнения в смысле нашего существования:
Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?
Это сказано не менее сильно, чем знаменитое лермонтовское: "И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, - Такая пустая и глупая шутка…"
Близкая связь Лермонтова с пушкинским наследием ярче всего проявляется в стихотворении "Пророк" - оно представляет собой продолжение пушкинского "Пророка". Но мажорная тема переходит в минорную - пророк, со всеми своими дарами и своим вещим словом не нужен людям, его гонят и презирают.
Пушкин и Лермонтов - как две стороны одной медали. Пушкин - более мажорный, жизнерадостный. Лермонтов - более минорный, печальный, скептичный. Но и Лермонтов способен достигнуть того же состояния полноты бытия, которое так поражает нас у Пушкина, способен, не слушая речей коварного демона, полюбить и благословить жизнь:
Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе, -
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу Бога.
Есть ли смысл их сравнивать? Думаю, нет - оба достигли совершенства, оба реализовали свой потенциал на 100 процентов, даже несмотря на то, что оба преждевременно ушли. Лучше сказать словами Мандельштама: "Не сравнивай: живущий несравним".