Существует очень важное понятие, которое всегда возникает в контексте концертной академической музыки – «повседневность». Когда человек идет на концерт, делается это для того, чтобы выпасть из повседневности, – и это даже обычно проговаривается вслух. Человеку становится важным не продолжить свой повседневный опыт, а совершить нечто такое, что будет этому повседневному опыту оппонировать. И соответственно эти повседневные значения, которые слушатель мог бы привнести с собой, он старательно выбраковывает.
Он приходит на концерт с определённым готовым набором значений, уже давным-давно ставших консенсусными. Мажорная музыка – это весело, минорная музыка – это грустно. Когда идет движение вверх – это увеличение напряжения, когда вниз – напряжение уменьшается. Словом, таких конвенций довольно много, и все эти конвенции установлены еще до того, как человек пришел на концерт, - они уже проинтерпретированы заранее. То есть в этой ситуации, по большому счету, творцом смыслов становится не человек, который пришел на концерт, а тот, кто эти конвенции создал, сделал эти смыслы легитимными – музыкальный критик. По большому счету вся структура концертного восприятия – это структура, при которой какое-то конкретное количество идеологов становятся творцами смыслов. А человеку с одной стороны сообщается нечто, что он пассивно воспринимает, а, выйдя с концерта, он прочитает, как нужно интерпретировать это «правильно» . У него уже есть готовые ответы, которые за него подготовили профессиональные операторы в зале – музыкальные критики.
Происходит архаизация дискурса. На деле, полностью изымается повседневный контекст, и большое количество значений, там оказывающихся, это значения, не имеющие отношения к повседневности. Заметно, что человек, регулярно посещающий концерты (особенно старшего поколения) не готов воспринимать новое. Ему уже рассказали, как выглядит правильно все, что нужно знать.
Философ и теоретик музыки Теодор Адорно говорит о том же: что есть настоящая музыка, в которой важно то-то, то-то и то-то, а все остальное не важно. И что, по большому счету, настоящую музыку делают два человека, ну или три максимум, а все остальные делают музыку ненастоящую. Представления о том, что в этой схеме каким-то образом участвует слушательский опыт или еще что-то, полностью отсутствует. Здесь есть авторитарная идея, что профессиональный оператор, в данном случае Адорно (сам он включает в это число еще самих композиторов и очень-очень тонкую прослойку «информированных слушателей») - это единственная группа людей, с которой Адорно готов разговаривать о музыке. Все остальные – это либо потребители музыки, либо совсем не заслуживающие интереса.
Как правило, эта публика ненавидит тех, кто слушает музыку фоном, потому что повседневный опыт в случае с музыкальным произведением для них – вещь лишняя. А особенно, когда этот опыт совершается одновременно с проигрыванием и восприятием музыкального произведения. Примечательно, что этот спектр значений, который предлагает концертное слушание, совершенно не работает в случае с поп-музыкой. Мы оказываемся в состоянии выбора: нам либо приходится признать, что поп-музыка хуже (где-то она является музыкой в глубине, но это настолько плохо, что подходит лишь для людей с неразборчивым вкусом); либо следует признать, что очень долго навязываемое концертное восприятие как единственное правильное – как минимум оно будет вторым из возможных – является неправильной установкой. И я склоняюсь к тому, что это неправильно, и вообще концертное прослушивание – вещь достаточно вредная.
Это шикарно! Спасибо за развернутый ответ!