Мне было 9 лет, и я сильно простудилась. Казалось бы, ничего страшного, но с каждым днем головная боль и насморк нарастали все сильнее, и вишенку на торте этой истории добавили две роковых ошибки моей заботливой, но немного недальновидной мамы. Сначала она решила прогреть мне пазухи носа вареным яйцом. Кто хоть немного смыслит в медицине, догадается, что происходит с огромным количеством гноя при сильном нагревании. В общем, эта первая ошибка через пару дней привела нас в больницу, где говорят, что нужно делать "прокол". В моем воображении это было так: тебя кладут на кушетку и вставляют в нос длинные тонкие иглы от шприца. Жутковато, но я не сильно боялась, ведь это казалось вполне переносимой операцией. На деле все оказалось гораздо круче. Мне сообщили, что оперируют меня через пять минут, игнорируя мои возгласы, что меня только что госпитализировали, как так можно! Что ж, деваться некуда, и вот я уже сижу в кресле в почему-то полумраке операционной. Серьезно, там было почти темно, горели только какие-то лампы с желтым светом. И вот тетенька-медсестра почему-то привязывает меня к креслу... Погодите, что? Это еще зачем? Кожаные ремни крепко зафиксировали мои руки, а в нос было забрызгано противное вещество из какого-то пузырька. Легкое онемение было, но не более, даже стоматологический наркоз из бесплатной клиники казался более внушительным. И тут появляется мой лечащий врач: амбал 2 на 2 метра с огромными волосатыми ручищами. Он берет в руки иглы толщиной с мой тогдашний палец и начинает вгонять их в нос с такой силой, что я слышу какой-то хруст. Я была очень вежливым ребенком, поэтому вместо вполне закономерного ААААСУКАБЛЯТЬ я жалобно завывала: "Извините пожалуйста, но мне больноооо!". После десятого возгласа медсестра прямым текстом сказала, что извиняться я "заебала". Обожаю дружелюбный персонал! В общем, сама операция ничего больше в себе интересного не несла, кроме очередной симфонии хрустов, кровищи, гноя и адских криков. Выйдя из кабинета, я поняла, что моя мать совершила вторую роковую ошибку: она ушла. Просто ушла. Как она потом объяснила, ей казалось, что если она будет рядом, то я буду больше плакать и расслаблюсь. Поэтому всю оставшуюся ночь я пролежала, рыдая лицом в подушку в луже крови и какой-то черной жижи, непонятно откуда взявшейся. Прошло несколько дней, я смирилась с гадкой больничной едой и болезненными уколами в жопу (до сих пор помню два типа: первый сатанински больно делать, второй не больно, но потом болит вся нога целиком), и вот меня вызывают в процедурный кабинет. "Мало ли, что там", - думала я, сидя под дверью процедурного и грустно созерцая через стеклянную коридорную дверь отделение лазерной хирургии, где был ремонт, где было светло, и дети выглядели подозрительно счастливыми. Созерцание мое прервала мрачная тень моего лечащего врача. Даже мой девятилетний мозг быстро связал его появление с тем, что мне предстоит дальше. Масла в огонь подливал худой лысый практикант, стоявший за его спиной и уже натягивающий перчатки.
Что, опять прокол?... - дрожащим голосом спросила я.
Пункция, моя дорогая, ПУН-КЦИ-Я.
Я бы наверное умер уже на моменте с привязыванием рук. На самом деле с большой вероятностью просто потерял бы сознание.
Искренне вас жалею!
Да блин! Ещё вот это «через месяц всё забудешь и второго захочешь». Всё помню, в мельчайших подробностях!