Похожи ли молодежные протесты в России на бунт 1968 года во Франции?

Очевидным совпадением является условно «студенческий» возраст большинства протестующих, вышедших на улицы. В автозаке, который нас отвез в отделение, самому младшему было 16 лет, самым старшим был я в свои преклонные 42 года, а средний возраст активистов был чуть больше двадцати. То есть в гражданском сопротивлении 2017 года впервые за много лет проступил призрак «молодежной революции». Люди, у которых нет в силу возраста никаких воспоминаний о советском прошлом, не признают нынешней власти над собой. В 1968 году в Париже и по всей Европе молодежь, родившаяся после Второй мировой войны, так же была «малым мотором», который привел в движение все общество и необратимо изменил его. То есть это сходный социальный и демографический процесс, но вот на политическом уровне, конечно, начинаются серьезные отличия в силу совершенно разной ситуации.

В 1968 году протестную молодежь объединяло отрицание трех вещей: 

1. Капитализма как системы, превращающей все в товар и подчиняющей все интересам прибыли 

2. Империализма как системы подавления на карте мира любых проектов, альтернативных западному капитализму 

3. Старой буржуазной морали, формирующей и контролирующей тот тип человека, который необходим элитам. 

В качестве общего проекта «бунтующей молодежи» имелись разные версии западного марксизма (прежде всего «франкфуртская школа», маоизм, троцкизм, ситуационизм) и анархизма, с явным привкусом контркультуры и психоделического преображения. Политическая линия фронта тогда понималась так: с «их» стороны капитал, корпорации, государство, армия, полиция, церковь, традиционные ценности, с «нашей» стороны университет, рок-н-ролл, самоуправление, легалайз, прямое действие, солидарность с партизанами третьего мира, альтернативный образ жизни в радикальных субкультурах.

В 2017 здесь протестную молодежь объединяет отрицание трех вещей: 

1. Коррупционной составляющей нынешней российской власти как очевидной системы организованного по неписанным правилам воровства (лояльность в обмен на возможность войти в «схему присвоения»), «кормления своих», выделения вотчин и т.п. 

2. Вопиющего неравенства в возможностях, неравного доступа к любым ресурсам и правам, включая образование, соблюдение закона и т.п. Эта система на глазах оформляется как сословная, с новым дворянством, новых духовенством, новым купечеством и новым бесправным большинством, целиком принадлежащим своим новым господам. 

3. Тотальной лжи в российских СМИ, у которых осталась единственная политическая функция – оправдание происходящего, пусть даже и самым абсурдным способом.

Нынешняя молодежь получает информацию о мире откуда угодно, но только не из контролируемых российских газет и телевидения и потому испытывает к ним деятельное отвращение. Общей идеологии у этой возмущенной молодежи нет и не может быть, на улицы выходят и молодые националисты, и демократы, и левые и просто разгневанные бесправием и наглостью власти студенты. Речь в данном случае идет не об общем мировоззрении или стиле жизни, но о проекте «политической нации», об установлении долговременных и рациональных правил игры. И этот процесс формирования «политической нации» происходит за пределами лояльности, он делается руками контрэлиты, на территории, не контролируемой системой. Это довольно типично с исторической точки зрения. Именно так, на противопоставлении себя системе, возникала гражданская нация во время французской революции или американская политическая нация во времена американской революции, но молодежь как отдельная социальная группа, конечно, не могла тогда играть там аналогичной роли важнейшего агента изменений.