— Вы в 1993 г. стали замминистра топлива и энергетики. У вас тогда очень успешно бизнес развивался, почему вы вдруг решили идти во власть?
Там была немного другая история. В девяностом году нас с Леонидом Борисовичем [Невзлиным] пригласили экономическими советниками к Силаеву, первому премьер-министру РФ. Мы были экономическими советниками, я встречался с Ельциным в то время по вопросам, связанным в основном с финансовой системой, новой экономикой. Мы давали советы, где-то нас слушали, где-то нет. В основном были востребованы образовательные программы, то есть объяснять чиновникам, как работает новая экономика. Меня даже Борис Николаевич по вопросам функционирования Центрального Банка чуть ли не два часа слушал, но врубался достаточно быстро. Потом были события девяносто первого года, но Силаев потерял свое место в качестве премьера. Поскольку ко мне претензий никаких не было, предложили в министерстве топливной энергетики фонд, который так и не был создан. Они его объявили, но так и не создали. Министром был в то время Лопухин. У нас с ним были в то время очень добрые отношения. Я тогда принял участие в работе, связанной с реконструкцией угольной отрасли. Чисто общественная работа, смысла в ней для меня большого не было. Что-то я сделал, чем я мог помочь. Расстались недовольные друг другом, поскольку не нашли общий язык с точки зрения приватизации. У нас возник небольшой конфликт. Я был в то время, как потом оказалось, сторонником идей Черномырдина. Я считал, что приватизацию надо проводить не по отраслевым срезам, то есть отдельно нефтедобычу, отдельно нефтепереработку, отдельно сбыт, а я считал, что правильная система, которую впоследствии применил «Газпром», — это вертикальная интегрированная компания.
— Не только же «Газпром». Также и «Сибнефть» была организована, и «Юкос»
Это не так. Приватизация была проведена по каждому отдельному предприятию, несмотря на то, что я говорил, что этого делать нельзя. Я ушел, так как считал, что это приведет к плохим последствиям для промышленности, и не хотел с этим быть никаким образом связанным. Приблизительно через год после того, как эта приватизация началась, поняли, что так делать нельзя. Тогда оставшиеся госпакеты сложили в вертикально интегрированный холдинг. В этом и была проблема, что «Юкос» был сложен из миноритарных пакетов дочерних предприятий и, в общем-то, до девяносто шестого года он не мог ими управлять. Это была гигантская ошибка. Я ее дальше изучал на примере нефтяного комплекса, она привела к резкому падению добычи по очень понятным причинам. У вас есть целый ряд добывающих предприятий, которые отдельно от сбыта и нефтепереработки. Куда нефть деть? Ты ее можешь только закачать в трубу, значит, с той стороны ее получает завод. Этот завод с тобой никак не связан и говорит, что за трубу либо платить не будет, либо будет платить три копейки. Он останавливает добычу, завод перестает получать нефть, он встает на рецикл. Это дикое безобразие с точки зрения экономики, то есть завод на рецикле сжигает сам себя.
Или наоборот, зима, завод у него забирает нефть, при этом не платит, а остановить он не может, потому что если он останавливает, он ее до весны уже запустить не может, потому что зима. А дальше в этой цепочке подключаются еще сбытовые организации. Если заводу некуда отгружать продукты, ему надо останавливаться на рецикл. В общем, дикая была ситуация. И главное, мы ее прогнозировали заранее. В результате у нас падение добычи по России с шестисот пятидесяти тонн в год за четыре года больше чем в два раза.
— Это хорошо изученный вопрос в экономике. Действительно, если два предприятия неразрывно зависят друг от друга, оптимально, если у них будет один хозяин.
Я им про это говорил, мне предложили сделать по-другому. Я сказал, что не хочу отвечать за то, что в итоге с этим произойдет.