Почему в России в православной церкви верующих называют «рабы божьи»?

Христианство во многом и даже, возможно, в первую очередь религия азиатская, она возникла на Ближнем Востоке, у иудеев. А на Востоке, как известно, всему прочему предпочитают деспотию, как описывал её Эсхил, это когда великий царь лично владеет всеми своими подданными, будто холопами. Именно это отношение перенесено в данном случае на религию, лишь царь уже не земной, а небесный. Для азиатов не было ничего странного в том, чтобы быть рабами царя, это удивляет только европейцев, которые, как следствие, начинают выдумывать всяческие оправдания, мол, это метафора, а на самом деле раб никакой и не раб вовсе, и под «рабством» подразумевается на самом деле чуть ли не прямо противоположное, то есть свобода — тем, кто читал Оруэлла, здесь сразу же придут на ум определённые мысли. Всё это, однако, будет ложью, да и как может быть иначе? На каком основании то или иное понятие из Библии признаётся метафорой? Очевидно, эта книга приспосабливается к неким внешним условиям, иначе говоря, опирается на ту нравственность, которая существует вне её, утверждается самим обществом; что тут же дисквалифицирует эту книгу как источник морали: она им попросту не является. Превращением в метафору понятия «раба Божьего» обязано нашему гуманному веку, раньше же, буквально полтора столетия назад, когда рабство процветало, оно было вполне буквальным, даже проводились сравнения, что подобно тому, как какой-нибудь негр, закованный в цепи, является собственностью его господина-плантатора, так и сам белый господин находится во владении кого-то, настолько же превосходящего его, как сам господин превосходит негра.

Августин Аврелий, один из отцов церкви, живший ещё в римские времена, приводит другую аналогию. Он предлагает представить огромную латифундию и рабов-колонов на ней. Грешник, по Аврелию, подобен беглому рабу, который обменял сытость и уверенность в завтрашнем дне на эфемерную свободу. Господин, который именуется тем же словом, что и Бог, dominus, на такой латифундии всеведущ, он знает обо всём, что происходит в поместье, даже о самом тайном и непристойном, а также всемогущ, волен карать и миловать по своей воле. Как можно заметить, ни о какой метафоричности не идёт и речи; стоит ли говорить, что стоит только вернуться временам, когда рабство снова станет считаться нормой, как выражение «раб Божий» перестанет быть иносказанием в то же мгновение?