Почему в России люди не умеют слушать музыку?

У нас очень нормативная среда. Пока весь остальной мир так или иначе работал на идею повседневной свободы для человека, у нас был СССР. И СССР был очень нормативной средой, в которой было прописано практически все: от того, как нужно воспринимать музыку, до того, как нужно воспринимать искусство. В учебнике 1963 года по истории западной музыки я обнаружил следующее: “В западной музыке очень сильно пустил корни модернизм. Но не все западные композиторы отказались от реалистических традиций и некоторые преодолевают декаданс, существующий там”.

Всё было очень четко расписано: как выглядит реалистическая музыка? Реалистическая музыка – это музыка, основанная на народном мелосе. Народный мелос, естественно, придумали двумя поколениями раньше те, кто были профессиональными композиторами, но не суть важно. Весь народный мелос уже к этому моменту имел вид канона. Народный мелос – это реализм, потому что нет ничего реальнее, чем народ с его базовыми потребностями, которые удовлетворяются самым базовым, понятным ему способом. Все, уклоняющееся от народного мелоса, это уже модернизм. Это допускается в пределах, которые предполагает традиционная марксистская эстетика, основанная на диалектике необходимости наличия борьбы противоположностей. В виде противоположностей какая-то часть модернизма туда допускается, но она всегда должна сниматься в синтезе. А синтезом этого является немного модернизма и насаженное на него «Полюшко-поле». То есть это «Полюшко-поле», но более-менее модернизированное в плане инструментовки, ритмики, гармонизации материала.

Нормативная среда, предписывающая, как эту музыку нужно воспринимать, предполагает, что есть профессиональные операторы, которые уже все описали. В этот момент создается концертная практика восприятия. Есть профессиональные операторы, музыковеды и музыкальные критики, они уже рассказали обо всем, что в этой музыке есть. Задача слушателя – врубить эту музыку, а лучше прийти на концерт, и все услышать.

Эта нормативная среда, существовавшая в официальном виде до 1990-го года, а в неофициальном продолжающая воспроизводить себя до сих пор в разговорах об опоре на традицию, о традиционализме русского народа, о том, что “в СССР зато была великая культура”. Эта схема, по большому счету воспроизводящая нормативно-пассивное восприятие культуры, успешно продолжает это воспроизводство и по сей день.

Логоцентиричность русского рока – поиск смысла высказывания, глубокого важного смысла, красивая важная сложная музыка, поднимающая красивые, важные, сложные темы. Это все актуальные темы и сейчас, они берут свое начало в советском представлении о том, как должна выглядеть культура. Таким образом, мы еще очень страдаем от этой нормативности, которую мы так и не переварили. А поскольку у нас в повседневности со свободой отдельного человека все не очень хорошо, в том смысле, что сама повседневность до сих пор не очень уютная, изменения происходят очень медленно.

У нас присутствует очень сильная, особенно сейчас, православная нормативность, диктующая, как не надо себя вести, как одеваться, на какие темы говорить, на какие не говорить. И вот этот столбик нормативности в том числе определяет и то, что мы продолжаем воспринимать искусство как некий объект, из которого мы должны вычитывать смысл, вложенный туда профессиональным оператором. Вот поэтому у нас по-прежнему люди не участвуют в создании поп-музыки, полагая, что для этого существуют специальные профессионалы, и нечего им мешать. А мы уже потом оценим, какую гадость опять нам эти эстрадные попсовики предложили. При этом ничего своего мы не то что не можем, мы не должны ничего своего сюда вкладывать.