Почему становятся лесбиянками?

Подозреваю, что буду больно бита за этот ответ, но не могу пройти мимо.

Краткий ответ: на этот вопрос нет и не может быть четкого научного ответа, каждый случай уникален, обусловлен набором факторов, а не одним единственным, и любое обобщение приводит к гомофобной риторике.

Во-первых, сложность уже в том, кого определять как лесбиянок, чтобы подводить под это биологическую или психологическую подоплеку, поскольку, на самом деле, четкой границы нет.

Ориентация мало похожа на тумблер с двумя-тремя фиксированными положениями, а, согласно теории Кинси, представляет собой скорее непрерывный набор разных вариаций сексуального поведения и самоощущения.

Это эмпирическая модель, которые как раз довольно легко наблюдать именно на женщинах, поскольку у них гомосексуальные проявления много менее стигматизированы, чем у мужчин, и часто наоборот считаются чем-то эротичным.

Поэтому женщины социализированные как гетеро чаще признаются себе и другим в лесбийских сексуальных фантазиях и сексуальном опыте разных масштабов от "I kissed a girl and I liked it" до "у меня был роман с девушкой в студенческие времена".

Причем с одной стороны женщины могут привирать о своем опыте в любую сторону, стремясь показаться сексуально раскрепощенной или, наоборот, не нарваться на осуждение за лесбийство. С другой аналогично мужчины заинтересованы преимущественно скрывать свои гомосексуальные интенции и опыт от самих себя и других.

Из этого появляются всякие гипотезы о том, что женщины бисексуальны от природы, а у мужчин все четко. Но вот только с медленным ослаблением общественной стигмы появляются все больше мужчин, которые признаются в своей "би-любопытности", "гетеро-/гомосексуальности с исключениями" и оказывается, что у них ориентация также плавает, как и у нас.

Есть, конечно, крайние позиции шкалы, когда женщина никогда в жизни никаким образом не расценивала мужчин как сексуально привлекательных, не фантазировала о них, не занималась с ними никакими сексуальными практиками и вообще не приемлет секс с проникновением ни в какой форме, но таких примеров не так много. И есть масса других, в которых женщины могли уже побывать (или быть в настоящем времени) в добровольном браке с мужчиной, иметь с ним общих детей, и тем не менее самоопределяться как лесбиянка, потому что секс и романтические отношения с женщинами для нее ощущаются как «более настоящие» и более значимые.

Получается, что «быть лесбиянкой» это как «быть русским» или «быть умным». Социальная категория с большим внутренним разнообразием, определяемая самоопределением и общественным мнением, имеющая разные определения в разных науках и социальных институтах, и не имеющая однозначной привязки к конкретным биологическим или психическим характеристикам.

Во-вторых, предположим, что мы все одинаково считаем лесбиянками женщин, которые со времен пубертата по доброй воле спят исключительно с женщинами. И пытаемся однозначно определить, вот для таких женщин: это добровольное сознательное решение, бессознательное решение обусловленное психологическими процессами или биологическое устройство, определенное генетикой или онтогенезом.

Напомню, что мы пытаемся прилепить этот вопрос на социальную категорию и с тем же успехом можем пытаться определить причины, по которым некоторые мужчины любят худых блондинок.

Ключевым здесь оказывается вопрос: «А вам, собственно, зачем это знать, и что вы собираетесь с этим знанием делать?»

В некоторых кругах по сей день доминирует гипотеза, что гомосексуальное поведение – добровольный выбор, что определенные люди способны самостоятельно, под влиянием психотравмы или зловредных развратителей из интернета сесть и решить, что они очень хотят себе социальное осуждение, проблемы с деторождением и юридическим оформлением отношений, постоянные риски потерять работу, разрушить отношения с семьей и быть избитым или убитым. И что их можно просто заставить вести себя по-другому или принудительно вылечить, например, если напомнить им, а лучше показать, что с ними будет, если они продолжат так плохо себя вести, принудить вступить в гетеросексуальную связь или подвергнуть жесткой терапии. Очевидно, что никто из ЛГБТ и сочувствующих в таких условиях не будет готов признать, что здесь есть хоть малейший элемент добровольного выбора, и будет максимально стараться отвести разговор от позиции, которая грозит им широким спектром опасных реакций от увещеваний и попыток переучить до убийства.

Но позиция полного отрицания добровольности не соответствует действительности. Можно выбрать лесбийские отношения, потому что они более психологически комфортны; в них может быть меньше жестких ролевых рамок (хотя в некоторых сообществах и головах они все равно цветут); больше равенства; меньше риск абьюза (хотя он все равно есть, и физический и психологический); невозможно прямое репродуктивное насилие; больше возможностей договориться и понять друг друга, найти партнершу с близкими интересами и взглядами на жизнь; проще договориться насчет личных сексуальных предпочтений, меньше обязанностей «отрабатывать программу»; совершенно по-другому устроена планка выбора партнера для отношений – гораздо шире и менее значимы эстетические рамки, больше внимания к личности. Отдельную роль здесь могут играть позиции радикального феминизма и нежелания контактировать с мужчинами по любым вопросам или нарциссические стремления к чувствованию собственной уникальности и отверженности.

Но, возвращаясь к мужчине, который любит худых блондинок или женщине, которая  систематически выбирает спасать алкоголиков и игроманов, мы предоставляем им право самостоятельно делать выбор с  кем спать. Даже если блондинки не нравятся лично нам, может быть прямо отвратительны эти белые волосики на лобке; откровенно глупо и прям таки патологично выбирать и пытаться принудительно вылечить зависимых; недостаточно хорошо способствует демографической ситуации рождение детей в семьях алкоголиков или тяжелые роды узкобедрых женщин с недостатком массы тела – мы все равно не считаем нужным бить их, насильно переучивать, принуждать к иному выбору, искать постоянно неопровержимые доказательства, что их не переучить, хотя эти явления много более массовы, чем гомосексуализм.

Признавая возможность добровольного выбора сексуального поведения, при условии отказа от гомофобии, мы признаем сложность и изменчивость каждого конкретного человека, его собственный уникальный опыт и способ быть счастливым, его личное право распоряжаться тем, как справляться с психотравмами и выстраивать собственную личность.

Другая распространенная позиция - считать, что гомосексуальность обусловлена генетически или эмбриональным развитием, и не поддается корректировке ни медицински, ни психологически.

Этому есть свои подтверждения – даже не зная о существовании гомосексуальности и веря, что «я один на свете такой», некоторые люди проявляют гомосексуальные наклонности с детства и во взрослом возрасте придерживаются стойкого гомосексуального поведения. 

Но только гомофобное сообщество это приводит к мысли, что гомосексуальность – это отклонение и болезнь, которую можно предотвратить за счет генетических манипуляций или в ходе беременности, выявить на ранних стадиях и истребить физически (в том числе селективными абортами), все-таки попробовать жестко медикаментозно скорректировать или изолировать. Спасает ЛГБТ здесь только то, что идеи евгеники нельзя массово реализовать в темных подворотнях, нужна твердая социальная программа и определенный уровень развития технологий, поэтому пока придерживаться этой позиции более безопасно с точки зрения избегания физической расправы.

Эта же гипотеза поддерживает идею тумблера двух положений. Бисексуалки, би-любопытные, гетеро с исключениями, лесбиянки с нетравматичным гетеросексуальным опытом оказываются всем обязаны срочно определиться, на какой они стороне силы, ведь у них либо есть нужный ген, либо нет; весь их опыт, не укладывающийся в жесткие требования «либо то, либо это», обесценивается, и сами они часто признаются «ненастоящими». Это усиливает разделение культур, не помогает, а мешает прислушаться к себе и своим потребностям, ставит в позицию «если я люблю эту женщину, я должна любить только женщин всегда или немедленно признать, что эту женщину я не люблю по-настоящему».

Для семей с подростками-гомосексуалами очень распространен клинч, в котором родители занимают позицию «ты сам это выбрал или тебя заставили», подразумевая «немедленно откажись от этого, чтобы чего не вышло», а подросток, пытаясь защитить свою текущую позицию «это действительно происходит, это то, как мне хорошо сейчас, и это не то, от чего я могу прямо сейчас легко отказаться и неясно зачем мне это делать», вынужден абсолютизировать ее до: «мама, я такой родилась и буду такой всегда». И вместо того, чтобы разбираться в себе, экспериментировать и искать себя настоящего, все силы бросаются на запихивание себя в конкретную роль и социализацию в закрытом ЛГБТ-сообществе, а все неясности запихиваются под ковер и ждут своего часа, чтобы начать раскрываться лет через десять-пятнадцать-двадцать. То есть травма здесь, какую из двух категоричных позиций не принять, случается в любом случае.

Спрашивается, зачем это надо, если можно воспринимать людей такими, какие они есть в текущем моменте, внимательно слушать, что они сами про себя говорят, что выбирают и как себя определяют, и не лезть в чужую жизнь.