Тут можно было бы написать много букв о том, что Лавкрафт недостаточно времени уделял тому, что сейчас называется брендингом, занимался по большей части научными и философскими работами и творчество оставлял в качестве хобби, но все это отступает на второй план перед очевидным: Лавкрафт довольно сильно отличался от мейнстрима.
Как заметил Кинг, Лавкрафт был гением изобразительной прозы, мастерски создавал атмосферу, но вот в тонкости психологизма, которые привлекали модернистов, не вдавался. Поэтому у Лавкрафта всегда мало диалогов, а те, что есть, выглядят странно. Живой человек на смертном одре никогда не будет говорить так:
«– Ничто, ничто, цвет, он горит, холодный и мокрый, но горит, он живет в колодце, я его видел, вроде дыма, как цветы были прошлой весной, колодец ночью светился, все живое, высасывает жизнь из всего, в камне, наверное, из камня, все вокруг каменело, не знаю, чего он хочет, люди из колледжа вокруг копали в камне, тот же цвет, тот же самый, как цветы, семена, я видел это на той неделе, он пробивается в голову и тебя хватает, поджигает, откуда-то он из оттуда, где все не так, один прохвессор так говорил…»
Описания целиком из густой словесной вязи, нагнетание ужаса за счет наращивания абзацев -- все это тогдашнему читателю казалось слишком странным.
Пройдет несколько лет, и лавкрафтовское особое чувствование станет актуальным, но он до того момента не доживет.