Неужели даже у самых милых и любимых животных нет никакой души или чего-то похожего на нее?

Душа, в классическом смысле, у животных есть.

Аристотель в трактате "О душе" называет два отличительных признака существ, обладающих душой: способность двигаться и способность ощущать, чувствовать. И то, и другое, у животных есть.

Определять "есть душа или нет" мы, на самом деле, учились в школе на уроках русского языка, когда нас учили отличать одушевленные (буквально: обладающие душой) предметы от неодушевленных. Другая подсказка - происхождение слова "душа": во многих языках, включая русский, оно связывается с движением воздуха, дыханием ("дуть", "дышать"), которое у животных, конечно, есть.

Разницу между животными и человеком античная и средневековая теория видела в разных свойствах (способностях) их душ, в их более или менее сложном устройстве. В человеческой душе выделялись три части или способности: (1) способность расти и размножаться (растительная часть); (2) способность чувствовать, раздражаться, видеть образы, запоминать (животная часть); (3) разумная часть, способность разумно рассуждать и объясняться с помощью языка. Животную душу составляют, в такой схеме, только первые две части, растительную душу - единственная растительная часть.

Отсюда же религиозные последствия (речь идет о европейской культуре и, соответственно, христианстве). Если мы считаем, что разумная душа свойственна только людям (вернее, еще ангелам), значит, добро и зло, грехопадение и спасение - тоже проблема только для человека; а животные, "неразумные" и "бессловесные", потеряли рай вместе с людьми и спасутся тоже вместе с ними.

Вопрос о "милых и любимых" животных отсылает, скорее, к другой традиции, намного более поздней, уже XX века, известной в социологии как символический интеракционизм. В ней главную роль играет способность людей "вставать на место другого", придавать другим смысл и общаться с ними в соответствии с этим смыслом. Если какой-то человек общается с любимым домашним животным как с членом семьи, как с равным себе, значит, мы должны учитывать и признавать этот смысл, чтобы правильно понять взаимодействие между ними. Другое дело, что в таком подходе во многом теряется, парадоксальным образом, граница между одушевленным и неодушевленным. "Милой и любимой" может быть, точно так же, игрушка или любая другая вещь, которая тоже может наделяться особым смыслом. Человек разговаривает, как с другом, с собакой, девочка общается, как с подругой, с куклой, взрослый уговаривает ("ну пожалуйста!") принтер или мотоцикл, в котором что-то заело, - все эти ситуации оказываются для нас, при таком подходе, однотипными.