Юридический анализ «дела Надежды Савченко» – затея почти безнадежная. Крайне политизированный процесс проходил и заканчивается в атмосфере неопределенности, когда отсутствуют достоверные факты, на минимуме которых любой ответственный юрист может строить свои выводы. Стороны обвинения и защиты, за которыми, по сути, стоят власти России и Украины, не только предлагают взаимоисключающие версии произошедшего, но своими действиями и заявлениями еще более запутывают ситуацию. В итоге к каким бы выводам ни пришел Донецкий городской суд в своем приговоре, никто уже не поверит не только в его самостоятельность, но и в достоверность установленных им фактов.
Правовой статус Надежды Савченко как участника боевых действий имеет центральное значение в этом деле. Именно на этом основана аргументация о незаконности ее ареста, что дает основания говорить о применении к ней положений Минских соглашений, точнее, протокола по их осуществлению, пункт 6 которого предписывает «обеспечить освобождение и обмен всех заложников и незаконно удерживаемых лиц на основе принципа "всех на всех"».
Обе стороны признают, что Савченко была украинской военнослужащей и участвовала в боевых действиях на востоке страны. Что же касается признания Савченко военнопленной, то оно зависит от классификации вооруженного конфликта в Восточной Украине (как таковой режим военного плена существует только в международном (межгосударственном) вооруженном конфликте).
Россия и Украина категорически расходятся в этом вопросе. Украина настаивает на международном статусе конфликта, ссылаясь на присутствие в зоне конфликта российских военнослужащих, фактический контроль России над силами самопровозглашенных народных республик, а также на продолжающуюся оккупацию Россией Крымского полуострова, что делает всю Украину ареной вооруженного конфликта. Россия категорически отказывается признавать свое участие в конфликте, считая его немеждународным. Из этого следует, что на Россию не распространяются положения Минского протокола, требующие немедленного освобождения пленных.
Оценивая конфликт с точки зрения международного гуманитарного права, следует признать более убедительными аргументы о международном характере конфликта хотя бы просто потому, что при неразрешимых сомнениях, согласно доктрине и имеющейся практике (например, в ситуации конфликтов в бывшей Югославии), должен применяться режим, предоставляющий участникам конфликта большую защиту – а это как раз правила международного вооруженного конфликта. То есть в случае, если есть сомнения – конфликт международный, гражданский или еще какая-нибудь гуманитарная интервенция, следовало бы применять юридические правила международного конфликта, потому что они более гуманны и обязательства сторон здесь четче прописаны. Более того, сам арест и суд над Савченко именно в России является скорее дополнительным аргументом в пользу такой «интернациональной» версии конфликта.
Признание конфликта международным, в частности, означает полное применение Женевских конвенций 1949 года, в том числе третьей – о военнопленных. Эти нормы применяются независимо от официальной оценки государствами своего участия в конфликте и статуса задержанных лиц, о чем свидетельствует та же практика трибунала по бывшей Югославии. Как известно, Савченко никогда не скрывала своей принадлежности к украинской армии и при аресте указала на свой воинский ранг.
В чем основное значение режима военного плена для уголовного преследования? В соответствии с международным правом пленные не могут быть привлечены к ответственности за сам факт своего участия в вооруженном конфликте, но могут быть наказаны за военные преступления.
Тем не менее Россия арестовала Савченко в качестве гражданского лица, обвиняемого в убийстве, что выглядит проблематичным. Во-первых, то, что вменяется обвинением Савченко, по международному праву является военным преступлением – убийством гражданских лиц. Второй важный момент – в соответствии с Женевской конвенцией «дело Савченко» должны рассматривать суды, которые имеют юрисдикцию в отношении аналогичных преступлений, совершенных военнослужащими российских вооруженных сил, то есть в данном случае военные суды. Таким образом, арест и последующее содержание Савченко под стражей может быть признано не только нарушением норм МГП, но и рассматриваться как незаконное лишение свободы в соответствии со статьей 5 Европейской конвенции о защите прав человека при рассмотрении «дела Савченко» Европейским судом.
В целом сюжеты обвинения Савченко в совершении преступлений и законности существуют как бы параллельно: военнопленные могут (и должны) быть привлечены к ответственности за военные преступления, но они не теряют свой статус из-за совершения таких преступлений.
В случае, если принять российскую версию о немеждународном характере конфликта, международное гуманитарное право будет применяться только к ситуации ее захвата сепаратистами и до момента, когда Савченко оказалась в руках российских властей. Вопрос о первоначальном захвате Савченко со стороны пророссийских повстанцев хотя и интересен с точки зрения МГП, не влияет прямо на статус Савченко в России. Поскольку Россия не является участником конфликта по этой версии, нормы международного гуманитарного права в этой части неприменимы.
При всей их важности обстоятельства задержания Савченко как таковые не могут служить принципиальным препятствием для рассмотрения уголовного дела в российском суде в ситуации, если последний обладает юрисдикцией (это так называемый принцип malе captus bene detentus). Иными словами, даже если задержание произошло с нарушениями, это не является препятствием для суда рассматривать обвинения по существу. Но может ли вообще российский суд рассматривать дело украинской гражданки, обвиняемой в совершении преступления на украинской же территории?
В принципе может. Российское законодательство, подобно многим другим, содержит так называемый пассивный персональный принцип уголовной юрисдикции, в соответствии с которым государство имеет право преследовать иностранцев за преступления против своих граждан, совершенные за рубежом. В соответствии со статьей 12 российского УК условиями является отсутствие осуждения за границей и то, что виновный «привлекается к ответственности в Российской Федерации».
Савченко также настаивает на том, что она обладает иммунитетом как член украинской делегации в Парламентской ассамблеи Совета Европы. Несмотря на требования самой Ассамблеи, в том числе высказанные в резолюциях, прямое прочтение позволяет не согласиться со столь категоричным выводом. По соглашению о привилегиях и иммунитетах Совета Европы и протоколам к нему члены Ассамблеи обладают так называемым функциональным иммунитетом, то есть не могут подлежать ответственности за действия, совершенные при исполнении ими своих обязанностей; Савченко же вменяются действия, совершенные задолго до избрания и никак не связанные с функциями депутата. В любом случае она действительно была задержана еще до того, как стала членом Верховной рады и ПАСЕ. Другой вопрос – насколько суд над Савченко целесообразен в условиях сложных отношений России с Советом Европы.
Если же отвлечься от чисто формальной стороны дела, то проблема состоит в том, что Савченко судят именно как представителя Украинского государства. Так, ее дело было выделено из общего, расследующего военные преступления украинских силовиков, и ее возможное осуждение неизбежно влечет судебную оценку военных операций Украинского государства. Такое вменение нарушает принцип равенства государств, в соответствии с которым одно государство не может судить действия другого. В любом случае это влечет неизбежную политизацию любого уголовного дела. Для таких случаев как раз создано и функционирует международное уголовное правосудие.