Хотели бы вы, чтобы приняли закон о смертной казни за измену супругу/супруге?

Да, вопрос, на самом деле, весьма интересный и щепетильный. В моём ответе будет очень много букв из-за цитат, так сказать, экскурс в историю, в частности, окунёмся в средневековье. Да, эта проблема стояла и стоит всегда остро в разных эпохах и в разное время, понятно, что решение проблемы было всегда разным в силу особенностей культур и эпох. Но к чему я? К тому, что, да, действительно была такая практика в Средневековой Европе: как один из видов наказания, не во всех странах, но было за адюльтер (т.е. измену) была смертная казнь, но не только смертная казнь на уровне законодательства, так сказать, были предусмотрены судом различные виды наказаний. - Вот это как раз и интересно: что в какой-то эпохе существовало судебное наказание за адюльтер. Как бы всё это не было прекрасно для кого-то, всё-таки стоит помнить, что Средневековье - это религиозная эпоха, соответственно, господствовала религия. Цитаты приведу чуть ниже. 

Если со Средневековой эпохой всё более менее ясно, то неясно, что делать в наше время: социальные сети, сайты знакомств, случайные встречи, рабочие моменты, корпоративы, в конце концов, друзья и праздники и т.п. Но это ещё не всё. Далее, кредо и вся культура современного мира - это секс и деньги: фильмы, реклама, музыка, одежда и прочее. О чём это говорит? Об очевидной вещи: если в средневековой европе общество считало адюльтер неприемлемым, позорным и порицало это, то современный мир с его интенциниями и кредо говорит нам другое, что общество одобряет и разрешает адюльтер. Таким образом, какие-либо наказания за адюльтер будут бессмысленными. 

Что же касается меня и моего желания, то ответ будет таков: да, хотел бы, но не смертную казнь. Смертная казнь - не самое эффективное наказание: человек просто умирает не осознав и не расплатившись за свой поступок. Смысл наказания в том, чтобы человек понял, раскаялся и страдал за свой поступок. Вот, как раз-таки, в Средневековой Европе были интересные наказания, в том числе и смертная казнь. Но, повторяюсь, любые наказания в современном мире за адюльтер на законодательном или правовом (судебном) уровне не будут иметь эффекта, т.к. секс - это товар (объект=вещь), который выгоден капитализму и хорошо продаётся. Возможно, можно придумать какие-либо эффективные наказания, но я не в состоянии этого сделать, а все существующие, в силу современного взгляда на секс (т.е. поощрение обществом), будут не эффективны. Извиняюсь за тавтологию, просто хотел, так сказать, мысль свою выразить более точно и ясно. К слову говоря, мне понравилось наказание, когда двое адюльтеровцев бегали голыми по улицам, подробнее во второй цитате.

Теперь переходим к той самой Средневековой Европе:

" Тем не менее, следует отметить, что уже в XIII–XIV вв. проституция в Западной Европе в ряде случаев рассматривалась все же как преступление, которым активно интересовались светские суды 13 . В частности, в Англии именно в XIV в. про-изошла постепенная систематизация наказаний, применяемых в подобных ситуациях. Если ранее задержанная «при исполне -нии» проститутка должна была быть публично выпорота перед церковью или на рыночной площади 14, то отныне повсеместно вводилась система штрафов (причем в Лондоне они имели фик-сированный вид) 15. Вне всякого сомнения, уже в этот период к проституткам относились как к особой социальной группе, которую выделяли в качестве самостоятельной как обыватели, так и представители власти. Внутри этой группы имелась своя, достаточно жесткая классификация. Так, различались городские (как Джон Рай-кнер), деревенские, армейские проститутки. Существовала и более дробная градация: например , на уличных и банных девиц легкого поведения 16. Вместе с тем нужно отметить, что само понятие «прости-туция» трактовалось средневековыми (в том числе английски-ми) обывателями весьма широко (и эта особенность их миро-воззрения прослеживается прежде всего по судебным докумен-там). Проституткой часто называли женщину, покинувшую своего мужа и решившую отныне проживать отдельно от него. Или ту, что регулярно изменяла законному супругу или имела постоянного любовника. Так же относились к женщине, всту -павшей в многочисленные любовные связи, не освященные та-инством брака, либо к той, что сожительствовала с каким-то одним конкретным мужчиной, также не выходя за него замуж. Таким образом, любую представительницу слабого пола, по тем"

ссылочка: «Продажная» любовь в средневековом обществе: история Джона Райкнера (1394 г.) // Многоликая повседневность. Микроисторические подходы к изучению прошлого / Материалы конференции памяти Ю.Л. Бессмертного (1923-2000) / Отв. ред. О.И. Тогоева. М., 2014.

И вот ещё:

Если муж неверной женщины и/или его родственники-мужчины воспринимали адюльтер как личное оскорбление и мстили прежде всего за свое собственное унижение, то наказание, к которому они прибегали, часто свершалось над той частью тела обидчика, которой и был нанесен урон[27]. Кастрация прелюбодея указывала прежде всего на сексуальный характер совершенного им преступления.

История незадачливого Мериго де Меня – далеко не единственный случай, когда кастрация становилась достойным ответом на нанесенное оскорбление. Так, в 1353 г. в Парижском парламенте было вынесено решение по делу о «случайной» кастрации некоего монаха. Будучи многократно застигнут в постели своей любовницы, он всякий раз отпускался ее мужем с миром – вплоть до того момента, когда терпению последнего, видимо, пришел конец. Однако, несмотря на все требования потерпевшего, ответчик смог получить письмо о помиловании[28]. А в одном из писем о помиловании за 1482 г. прямо заявлялось, что его получатель не постеснялся «отрезать причиндалы» (couper les genitoires) любовнику своей жены[29].

Преступление, совершенное прелюбодеем, воспринималось средневековыми обывателями как «бесчестье» (deshonneur) и «оскорбление» (villenie)[30], а потому восстановить достоинство потерпевших возможно было, лишь ответно обесчестив, унизив противника: именно этот принцип лежал в основе всего средневекового судопроизводства[31]. В данном конкретном случае подобное унижение мыслилось возможным только посредством физического насилия над половыми органами преступника, чье достоинство таким образом напрямую связывалось с сексуальной сферой, ставилось в зависимость от тела мужчины, от самых интимных его частей. И если в истории с Мериго эта тема не получила эксплицитного выражения в силу специфики самого судебного документа, в котором она излагалась[32], то в случае с Абеляром она выходила на первый план и звучала совершенно определенно.

Интересно, что в качестве нормы права (безусловно, также под влиянием византийского законодательства) кастрация прелюбодея рассматривалась в городах средневековой Италии: Флоренции, Перудже, Венеции. Здесь, как мне представляется, особое звучание приобретало «теоретическое» обоснование членовредительства, разработанное византийскими теологами. В основе его лежало понятие “porneia”, обозначающее любые незаконные сексуальные отношения и, в частности, адюльтер[54]. С религиозной точки зрения, “porneia” являлась грехом телесным (а не духовным), что делало само тело опасным для окружающих, особенно, когда бывало обнажено и прекрасно[55]. Именно поэтому в качестве единственного действенного средства для борьбы с данным грехом (или преступлением) византийские правоведы рассматривали членовредительство[56].

Ту же картину мы наблюдаем и в средневековой Италии: если мужчину, виновного в адюльтере, ждала кастрация, то женщине отрезали нос, дабы своей красотой она не привлекала более мужчин[57]. И в том, и в другом наказании прежде всего подчеркивался производимый им диффамационный эффект, позволявший за счет унижения преступников восстановить честь и достоинство не только непосредственных жертв, но и всего городского сообщества[58]. Таков был основной принцип итальянского судопроизводства, особенно, как отмечает Гвидо Руджеро, в отношении преступлений, совершенных на сексуальной почве[59].

В отличие от Италии, во Франции – при всем понимании унизительности кастрации – на первый план выходил все же не ее диффамационный эффект, но, как ни странно, ее близость к смерти (убийству) виновного мужчины. Убийство действительно являлось здесь наиболее «популярным» в случае самосуда наказанием за адюльтер[62]. Например, в 1392 г. письмо о помиловании было даровано Симону де Ламуа из Котентена, на протяжении восьми лет терпевшему сожительство собственной жены с местным кюре Робером Жильбером и даже согласившемуся взять на воспитание девочку, родившуюся от этой связи. Симон пытался обратиться в арбитражный суд, где заключил со своим соперником соглашение, и «упомянутый Жильбер пообещал и поклялся на святых евангелиях, а также пообещал принести клятву перед распятием, что более никогда не придет к истцу и к этой женщине в дом и не оскорбит ее»[63]. И все же «перемирие» длилось недолго: застав любовников на месте преступления, Симон убил их обоих.

Прежде всего к ним относился т.н. «бег» (course), известный нам по многочисленным документам, происходящим из Тулузы, Ажена, Периго, Эг-Морта, Сен-Бернара, Драгиньяна, Лурда и других городов.[75] Суть этого наказания состояла в следующем.

Мужчина и женщина, признанные виновными в адюльтере, обязаны были пробежать через весь город по заранее установленному или определенному местной кутюмой пути – обычно от одних ворот до других[76]. Впереди них бежал глашатай, трубивший в трубу и призывавший жителей насладиться зрелищем. Естественно, что, как и любое иное публичное наказание, «бег» проводился исключительно днем – “non de nocte sed de die”.

Для нас особенно важным представляется то обстоятельство, что очень часто претерпевающие наказание любовники должны были бежать по улицам города голыми. Схваченные на месте преступления “nudus cum nuda”, в точно таком же виде они расплачивались за свой проступок[77]. Судя по документам, чаще всего они бывали раздеты полностью[78]; иногда мужчина был раздет, а женщина одета[79]; иногда мужчине оставляли его брэ, а женщине – нижнюю рубашку[80]. При этом бегущая впереди женщина должна была держать в руках веревку, второй конец которой привязывали к гениталиям (per genitalia) ее любовника[81]. В некоторых случаях, насколько можно судить по миниатюре из «Кутюм Тулузы», веревка бывала пропущена между ногами женщины, доставляя ей тем самым дополнительные мучения. (Ил. 4) «Бег» также мог сопровождаться публичным бичеванием, иногда – «до появления крови»[82].

Такое наказание оставалось популярным в городах Южной Франции весьма долго - собственно, на протяжении всего позднего средневековья. В Тулузе «бег» использовали не только в XIII в., но и в конце XIV в. и даже в начале XV в.[83] В XIV в. он упоминался в материалах судебной практики Драгиньяна, Периго, Руэрга, Фуа, Гурдона[84]. И даже в конце XV в. он еще применялся в Кордесе[85]. И хотя Жан-Мари Карбасс, посвятивший этому типу уголовного наказания специальную работу, настаивал на том, что в данном случае мы имеем дело исключительно с южнофранцузской практикой[86], недавнее исследование Сирила Понса показало, что точно так же «бег» был популярен и в некоторых городах Северной Франции, например, в Труа, в Лионе и его окрестностях[87].

В отдельных, правда, весьма редких случаях наказанием за адюльтер вместо привычного «бега» в Южной Франции могла стать смертная казнь виновного в преступлении мужчины. Как отмечает Ж.-М.Карбасс, происходило это только тогда, когда виновным в адюльтере признавался ученик или подмастерье, а соблазненной им женщиной была жена его мастера. Такое дело в конце XIII в. рассматривалось, в частности, в Тулузе, где перед судьями предстали ученик булочника (приговоренный затем к казни через повешение - “ad perdendum capud”) и его хозяйка[88].

Однако, в плане диффамации виновного, «бег» был, безусловно, значительно более эффективным наказанием, нежели смертная казнь[89]. Пробежка по городу в голом виде, в компании собственной любовницы, под градом ударов вела к публичному осмеянию, унижению мужчины, к превращению его в преступника – и не только.

Особое значение здесь, как представляется, имело даже не раздевание мужчины, виновного в адюльтере, но веревка, привязанная к его гениталиям, самым серьезным образом угрожавшая его мужскому достоинству. Подобным образом достигался эффект имитации кастрации, приводившей не просто к унижению человека, но к символическому лишению его половой идентичности, к превращению его в женщину и, как следствие, к исключению его из общества полноценных мужчин[90].

ссылочка: gumer.info - Тогоева О. Униженные и оскорбленные: мужская честь и мужское достоинство в средневековом суде.