Рене Магритт. Для меня он — самый таинственный художник. И это не из-за его биографии, а потому, что ощущение загадочности и непознаваемости мира создают его произведения. Однажды Магритт поспорил сам с собой, что он сможет написать стакан так, что он перестанет быть стаканом. И у него получилось, потому что в «Каникулах Гегеля» он изобразил стакан, стоящий на зонте. Он берёт обычные предметы (трубка, яблоко, шляпа, красный занавес, кусочек неба, скульптура и т.д.) и ставит их в настолько непривычный и несвойственный им контекст, что они перестают быть трубками, яблоками и далее по тексту. Они теряют своё означаемое, остаётся только означающее. Названия картин, специально подобранные так, чтобы быть максимально несвязанными с их содержимым, только ещё больше запутывают неподготовленного зрителя. Мир Магритта — это мир вещей, освобождённых от их предназначения (точно так же, как Малевич освобождал цвет от формы и сюжета), мир непознаваемости и загадки.
«Мои картины это видимые изображения, которые ничего не скрывают. Они вызывают тайну и, действительно, когда видишь, одну из моих картин, спрашиваешь себя этот простой вопрос: что это значит? Это не означает ничего, потому что тайна ничего не значит, это непознаваемое.»
