Прежде всего, нужно сказать, что выражение "алгебра революции" относится к диалектике Гегеля и принадлежит А. И. Герцену. Оно употребляется в его знаменитых мемуарах "Былое и думы", рисующих грандиозную панораму интеллектуальной жизни и, конечно же, европейской и русской истории начала и середины XIX века от Наполеона до Гарибальди.
Аттестация диалектики Гегеля именно в таком роде содержится в XXV главе "Былого и дум", посвященной философским спорам в кругах западников и славянофилов - московских приверженцев Гегеля 1840-х годов, куда входили и Белинский, и Герцен, и Станкевич, и Бакунин, а к противоположной идейной партии принадлежали Хомяков и Киреевский. Полностью она выглядит следующим образом:
"Философия Гегеля - алгебра революции, она необыкновенно освобождает человека и не оставляет камня на камне от мира христианского, от мира преданий, переживших себя. Но она, может, с намерением, дурно формулирована". См.: Герцен А. И. Былое и думы, /Под ред. И. С. Новича и С. Я. Штрайха. - ОГИЗ, - Л., 1946, с. 219.
Герцен имеет здесь в виду то, что идеализм и диалектика Гегеля в конкретных условиях 1840-х годов предоставляли широкие возможности для отхода в мышлении от церковно-религиозной догмы. Вопреки тезису Гегеля "Всё действительное разумно", гегелевская диалектика, как понимал ее круг друзей Герцена, предполагала движение и изменение общественных форм.
Десятью годами позже преподавание философии в русских университетах было отнесено к компетенции духовных лиц. Предание сохранило слова Николая I о том, что "польза от философии не доказана, а вред возможен".
Мемуары Герцена, как и вся его литературная деятельность, заложили в России основы левой, социал-демократической, идеологии в классическом понимании этого слова. Выражение "Былого и дум" о диалектике Гегеля как об "алгебре революции" было использовано Лениным в некрологической статье "Памяти Герцена" вовсе не случайно, поскольку существует мнение о намерении Ленина (правда, неисполненном) написать отдельную книгу о воспоминаниях Герцена.
Можно добавить, что в глубоком интересе к главной книге Герцена Ленин отнюдь не был одиноким. Крупнейший датский литературный критик и социолог XIX века Георг Брандес, единственная (кроме Андерсена) фигура литературной жизни Дании, имевшая общеевропейское имя, говорил, что если бы XIX веку суждено было бы обрести единственный человеческий голос в истории, то им были бы воспоминания Герцена.
И однако, ни сам Герцен, ни любой из самых радикальных левых мыслителей XIX века, включая его ближайшего современника Карла Маркса, не мог бы вообразить те нелепые этические эксперименты над человеческой природой, которые стали производиться в эпоху постмодерна века XXI.
Отрицание христианства в веке XIX не вело к столь радикальным последствиям. Постмодерн в принципе отрицает общезначимые культурные символы, - и традицию хранения культуры, в первую очередь.
Мемуары Герцена являются как раз таким культурным символом европейской истории, который нуждается в хранении.