Какие произведения искусства лучше всего олицетворяют Советский Союз?

Скульптура

Соцреализм — не только литературное, но и, в первую очередь, монументальное явление. Поэтому начну со скульптуры, которую видят все, хотят они этого или нет. Вера Мухина и Евгений Вучетич, с одной стороны, Иван Шадр и Михаил Аникушин — с другой. Какой смысл в этой дихотомии? В одном случае, это выдающиеся образцы монументальной пропаганды, какая-то дерзновенная проекция будущего, быстро ставшая коммеморацией, в другом — такая наглая приватизация так наз. «классики», что и возразить нечего, только стоять и глазами хлопать. И то, и другое представляет собой важнейшую веху в истории искусства. Местами это, правда, скучновато, но никто не нанимался быть интересным, да и советскую историю без этих имен уже не напишешь. Увы, никак.

Кино

Конечно, это ключевое искусство XX века. Оно отразило те политические и социальные преобразования, которые происходили во всем мире. Советское кино, наряду с нацистским и голливудским, брало на себя миссию по формированию мировоззрения. Если, скажем, итальянский неореализм – это витрина левых, то советское кино играло роль социального барометра и одновременно гида, оно формовало взгляды всех граждан страны, а не какой-то отдельной группы, претендующей на победу в конкуренции. Тут никакой конкуренции не было. Кинематограф показывал людям, как жить, как думать. И тут речь не о всяких фигурах международного класса, вроде Эйзенштейна. Народ имел других авторов: это, безусловно Иван Пырьев и Григорий Александров, любимый ученик Эйзенштейна. Фильмы второй половины 30-х годов не только отображают советскую антропологию, но во многом её реализуют и проектируют. «Трактористы» и «Свинарка и пастух» Пырьева, «Цирк», «Волга-Волга» и «Светлый путь» Александрова, то есть советская пастораль и советский мюзикл, составляют важнейшиий культурный пласт, по срезам которого можно, как по книге, читать, что представляет собой советский человек.

Литература

Соцреализм в литературе — это не совсем то, о чем говорил Горький, когда его придумал. Это была литература идеального тезиса, чистого горизонта, который ничто не должно было омрачать вне зависимости от того, насколько сюжет соответствует тому, что знает, видит и чувствует читатель. Соцреализм — свершившаяся утопия, с которой бесполезно не соглашаться, потому что она уже есть и никуда не денется. От этой литературы можно при наличии некоторой сноровки получать удовольствие. В первую очередь, вспоминаем роман Василия Ажаева «Далеко от Москвы», почти никому сейчас неизвестный, но очень полезный для понимания того, что была такое советская литература во всем её ужасе и безобразии. Потом «Белая береза» Семена Бабаевского — совершенно чудовищная литература. Это полезно прочитать, если думаешь, как прекрасен был Советский Союз. Полезно прочитать, поразиться и больше никогда к этому не возвращаться.

На противоположном полюсе советского важна неподцензурная литература. Наверное, лишь в 1920-е годы выходило более или менее все, да и то не очень. Потом все работало по принципу: «чем дальше в лес, тем боже мой». Ленинградская школа ОБЭРИУ — Хармс, Введенский и другие, кто сгинул в лагерях, одесская плеяда, из которой Бабель попал, куда следует, а Багрицкий просто не успел из-за смертельной болезни, чуть позднее — уже после войны — лианозовская школа. Все они тоже были советскими писателями, у которых не было дореволюционного прошлого, в отличие от записных суицидников Маяковского и Есенина, растоптанного системой Мандельштама и сумевшего с ней ужиться Пастернака.

Живопись

Советская живописьв целом малоинтересна. На фоне Исаака Бродского, Аркадия Пластова и Сергея Герасимова, можно и нужно иметь в виду Гелия Коржева — великого художника, создателя жесткой и амбивалентной картины «Поднимающий знамя», за свою жизнь в искусстве сменившего несколько направлений, стилей и типов мировидения. Его выставка не так давно была в Третьяковке на Крымском валу и произвела на меня одно из самых сильных впечатлений за последние несколько лет. Его биография дает выпуклое представление как о становлении официального искусства, так и о том, как разъедало большого художника раздражение, переходящее в отвращение, как советское начинало ненавидеть самое себя. При этом все очень талантливо и ясно в плане выражения.

Балет

Советский балет важен как идеологическое искусство, пусть это и противоречие в терминах — пластика вроде как никакие идеи не транслирует. Но балет всегда считался экспортной витриной СССР — как дорогой коньяк или горький шоколад. За ним стояли амбиции и притязания на лидерство. «Зато мы делаем ракеты и покорили Енисей, а также в области балета мы впереди планеты всей», — издевался в своей блестящей ролевой лирике Александр Галич. Как актуальное искусство балет интересен точно не в советской ипостаси, смерть Плисецкой заставила вспомнить об этом. Хоть это и недавнее прошлое, но никакой не образец, а уже закрытая страница.

Архитектура

Говорить об именах в советской архитектуре не совсем верно. Это коллективная работа, которую глупо сравнивать с Антонио Гауди или даже с бюро Нормана Фостери. Статус селебрити имел место только в советском кинематографе, который моделировался по образцу Голливуда, может, еще в театре. В архитектуре все определял государственный заказ и профиль определенной лаборатории.

Щусев и Жолтовский, с которых начинается сталинский ампир, имели более или менее внятную дореволюционную биографию, особенно первый, конечно. Их имена поэтому известны, работает определенная инерция. Например, бывший министр строительства Грузии Георгий Чахава, построивший в 1975 году реально чумовое здание министерства автомобильных дорог Грузинской ССР, где сейчас находится какой-то банк, известен только в профессиональном сообществе. У автора нет имени, и это нормально.

В сталинских высотках, которыми мы очень гордимся, нет ничего уникального, они полностью взяты с чикагской школы 1880-х. Это очень устаревшая уже на тот момент архитектура, которую подхватили советские архитекторы в угоду заказчиков, не одного лишь Сталина.