Зависит от того, о какой из Германий идет речь.
Социалистическая ГДР позиционировала себя как государство, которое внесло ощутимый вклад в победу над нацизмом, как государство социалистов и коммунистов, которые в течение всего периода нацистского правления не прекращали подпольной борьбы. При такой позиции денацификация воспринималась как что-то излишнее — «нацисты все там на западе, в ФРГ». Неспроста после воссоединения Германии уровень бытовой ксенофобии в новых федеральных землях (то есть бывшей ГДР) был в разы выше, чем в Западной Германии, хотя тому есть и иные причины. Неонацистские группировки начала 1990-х годов тоже в большей степени характерны для бывшей ГДР.
В Западной Германии сразу после окончания войны союзники применяли «шоковую терапию», например, принудительная демонстрация кинохроники из концлагерей, обязательное участие жителей близлежащих деревень в перезахоронении жертв лагерей и т. п. Но в целом для первых лет после войны характерен некоторый молчаливый общественный компромисс, в рамках которого эта тема особо не обсуждалась — так было спокойнее. Вовлеченных в преступления нацизма было слишком много, жить с постоянным чувством вины люди не хотели. Для этих лет характерна позиция типа «Рядовые граждане — жертвы обмана и пропаганды, а виновата во всем правящая верхушка». Дискурс общей вины и общей ответственности характерен скорее для 1960-70-х годов. В 1980-е в науке, публицистике и публичном поле вообще возникает так называемый дискурс «нормализации нации». Если вкратце: пусть мертвые хоронят своих мертвецов, нынешнее поколение не должно чувствовать вину за то, что совершали не они лично, а их предшественники, и имеет право на то, чтобы вновь осознавать себя в категориях нации и национального, не стыдясь этого.
В целом нацистское прошлое в глазах немцев, конечно, дискредитирует концепт нации как таковой, и его использование в современном политическом дискурсе затруднено — политические конкуренты тут же могут обвинить оппонента слишком правых взглядов в реанимации нацизма.