Революция 1905–1907 гг. и так «свергла» самодержавие. Иными словами, основным результатом революционных потрясений тех лет стало формирование институтов конституционной монархии. Конечно, они не напоминали английские образцы. И все же с 1905–1906 гг. об абсолютной монархии в России говорить не приходится.
Однако жизнь сложнее любых простых ответов. В Основных государственных законах 23 апреля 1906 г. эпитет «самодержавный» по отношению к верховной, царской власти остался. Юристы сколько угодно могли доказывать символическое значение этой формулы, которая ничего не меняла по существу. Однако сам император так не думал. Он мысленно не раз возвращался к событиям 17 октября 1905 г., когда им был подписан Манифест, провозгласивший начала политической реформы. Николай II мечтал о возможности отыграть ситуацию назад, возвратившись к доконституционным порядкам.
Правда, в этом вопросе он встречал поддержку немногих. Даже крайне правые в большинстве своем более или менее адаптировались к новым политическим порядкам и не желали их упразднения. Тем более, это касалось политических объединений центра и русского либерализма.
И все же позиция императора сама по себе стала политическим фактором. Он продолжал верить в свое самодержавие даже после учреждения Думы. У него был свой образ империи, далекий от политической практики тех лет. Может быть, даже важнее то, что все участники политической жизни имели такой собственный образ, по-разному оценивая правовой режим в России в 1906–1917 гг. Кому-то казалось, что в 1905 г. был сделан серьезный шаг к подлинному конституционному порядку. Другие полагали, что Манифест 17 октября 1905 г. – своего рода договор между правительством и цензовой частью общественности. Третьи верили, что Россия в 1905–1906 гг. вернулась к Земским Соборам XVII столетия. Соответственно, Государственная дума отнюдь не упразднила самодержавие, а лишь упрочила его.
Такая разноголосица свидетельствовала об отсутствии общего понимания политических процессов, имевших место в России того времени. Каждый их прочитывал по-своему, не желая договариваться с соседом, не имея склонности прислушиваться к его точке зрения, что во многом обусловило обострявшийся политический кризис предвоеннных и военных лет.