Но это теория.
Из отечественной классики это уголовное дело в отношении "валютчиков" Рокотова - Файбишенко - Яковлева. Это дело, в ходе которого было как минимум три суда, всегда рассказывают на лекциях по уголовному праву.
PS.
Как только речь зашла о валютных махинациях , Хрущева словно подменили: "Что ждет Рокотова и Файбишенко?" Я объяснил, что действующее законодательство дает право суду приговорить Рокотова и Файбишенко к 5–6 годам тюремного заключения. Хрущев насторожился и с недоверием посмотрел на меня. Я продолжил свои пояснения, заметив, что, согласно принятому недавно Указу Президиума Верховного Совета СССР, срок наказания за нарушение правил о валютных операциях и контрабандную деятельность увеличен до 15 лет. Но указ этот был принят после того, как Рокотов и Файбишенко оказались под арестом, и потому такая мера наказания не может быть применена к ним — в соответствии с общепринятой в мире юридической практикой закон обратной силы не имеет.
Тот факт, что в этом случае закону будет придана обратная сила, Хрущева нисколько не смущал. Высказывался он на этот счет довольно определенно: "Строгая кара за содеянное должна произвести устрашающее воздействие на других, послужить предупреждением, что подобное может кончиться таким же образом и для них. Иначе это зло может приобрести угрожающие размеры. И если мы его не остановим, оно будет расти необратимо, как раковая опухоль".
Спустя некоторое время состоялся Пленум ЦК КПСС, обсудивший тезисы Отчетного доклада Центрального Комитета на предстоявшем XXII съезде партии. В пространном заключительном слове Хрущев не преминул коснуться дела валютчиков, заявив о необходимости применения в борьбе с черным рынком чрезвычайных мер. В подкрепление своего тезиса Хрущев сослался на некое письмо рабочих ленинградского завода "Металлист", которые выражали возмущение мягкостью решения Московского городского суда, приговорившего Рокотова и Файбишенко к максимальному сроку наказания — 8 годам лишения свободы. В этом письме также говорилось о необходимости решительно покончить с "чуждыми советскому обществу тенденциями".
— Вот что думает рабочий класс об этих выродках! — патетически заключил речь Хрущев, потрясая письмом.
Тут же досталось Генеральному прокурору.
— Руденко здесь? — громко спросил Хрущев.
— Здесь! — откликнулся тот.
— Не думайте, что ваша должность пожизненна! А Горкин здесь?
— Здесь, — ответил председатель Верховного Суда СССР.
— Ну, вас–то мы давно знаем как закоренелого либерала.
Через несколько дней, будучи в Алма–Ате и выступая на городском митинге, Хрущев снова затронул "дело Рокотова".
— Вы читали, — раздраженно спрашивал Хрущев, — какую банду изловили в Москве? И за все ее главарям дали по 15 лет. (Речь шла о приговоре, который был вынесен Московским городским судом при новом разбирательстве этого дела, проведенном по настоянию Хрущева.) Да за такие приговоры самих судей судить надо!
По горячим следам выступления Первого секретаря ЦК КПСС была подготовлена записка в Президиум ЦК с требованием и обоснованием необходимости изменить соответствующие статьи Уголовного кодекса РСФСР. В ней предлагалось применять по такого рода делам высшую меру уголовного наказания — смертную казнь. Когда текст записки, на которой уже имелась виза Руденко, поступил на подпись Горкину, тот решительно высказался против, заявив, что предлагаемый проект закона напоминает тридцать седьмой год. Однако он, похоже, подвергся такому нажиму сверху, что не смог отстоять свою точку зрения.
1 июля 1961 года Председатель Президиума Верховного Совета СССР Брежнев подписал указ "Об усилении уголовной ответственности за нарушение правил о валютных операциях", допускавший возможность применения смертной казни. Сразу после этого напуганный Хрущевым Генеральный прокурор СССР Руденко принес протест на "мягкость" приговора, вынесенного Московским городским судом по делу Рокотова и Файбишенко, а Верховный Суд РСФСР принял дело к разбирательству. "Мягкость" выразилась лишь в том, что суд справедливо применил к обвиняемым действовавшую на тот момент норму закона. Он определил им наказание в виде максимального предела санкции, предусмотренной за этот вид преступления, а в итоге председатель Московского городского суда Л.А. Громов решением МГК КПСС был снят с работы.
После этого события развивались стремительно. Заседавший неполных два дня суд при новом разбирательстве приговорил Рокотова, Файбишенко и Яковлева к исключительной мере уголовного наказания — расстрелу. И вот что показательно: если первые слушания наделали много шума и привлекли всеобщее внимание (в зале суда не могли разместиться все желающие), на этот раз средства массовой информации уклонились от сколько–нибудь подробного освещения процесса. Было решено ограничиться скупым тассовским информационным сообщением.
Учитывая откровенность Яковлева на следствии, чистосердечное признание им своей вины, добровольное сообщение полезных сведений об установленных им каналах контрабанды и причастности к ней ряда дельцов на Западе, а также принимая во внимание его болезнь (он страдал туберкулезом легких, обострившимся под воздействием наркотиков, к которым он пристрастился в последнее время), мы после окончания суда вышли с предложением отменить приговор о смертной казни. Председатель КГБ А. Н. Шелепин поддержал это предложение и поручил нам подготовить официальное письмо на имя Генерального прокурора СССР с просьбой опротестовать приговор судебной инстанции. Но буквально на следующий день мы получили ответ за подписью Руденко, в котором сообщалось, что прокуратура отклонила просьбу КГБ.
Вскоре все три были казнены.