Для человека частного и частность эту всю жизнь какой-либо общественной роли предпочитавшего, для человека, зашедшего в предпочтении этом довольно далеко - и в частности от родины, ибо лучше быть последним неудачником в демократии, чем мучеником или властителем дум в деспотии, - ответить внезапно на этот вопрос - большая неловкость и испытание. Ощущение это усугубляется не столько мыслью о тех, кто говорил об этом до меня, сколько памятью о тех, кто не смог обратиться, что называется, "urbi et orbi" и чье общее молчание как бы ищет и не находит себе в вас выхода.
Я бы сказал так: Бродский научил меня в экзистенциальных переживаниях своих строк чувствовать связь с прекрасным, которое не может прекрасным не быть, как бы ты - поэт, диссидент, маленький еврейский мальчик с сердцем, полным русских пятистопных ямбов - не пытался это отвергнуть, не старался это позабыть. Одна война проиграна, другая - мировая война - предстоит, но трансцендентальный Бродский, как будто бы знавший всё и всегда - еще тот же герой из собственных книжек, упавший навсегда между выцветших линий, не найдя в темноте своего фасада.
Пишущий стихотворение пишет его не потому, что он рассчитывает на посмертную славу, хотя он часто и надеется, что стихотворение его переживет, пусть не надолго. Начиная стихотворение, поэт, как правило, не знает, чем оно кончится, и порой оказывается очень удивлен тем, что получилось, ибо часто получается лучше, чем он предполагал, часто мысль его заходит дальше, чем он рассчитывал. Трагедия неизбежна, но настолько же и прекрасна в своей неизбежности. Судьба предопределена, но поэт бессмертен. Последняя, решающая схватка уже завершена, но еще не проиграна. Ведь в настоящей трагедии гибнет не герой - гибнет хор.
Очень хорошо. Спасибо.