Прежде всего, Аристотель заложил основы логики, которыми мы пользуемся до сих пор.
В этике он сформулировал концепцию, определяющую добродетель как среднее (например, смелость - это среднее между трусостью и безрассудством, финансовое благоразумие - это среднее между жадностью и расточительностью и т.д.).
Я называю серединой вещи то, что равно удалено от обоих краев, причем эта [середина] одна и для всех одинаковая. Серединою же по отношению к нам я называю то, что не избыточно и не недостаточно, и такая середина не одна и не одинакова для всех. Так, например, если десять много, а два мало, то шесть принимают за середину, потому что, насколько шесть больше двух, настолько же меньше десяти, а это и есть середина по арифметической пропорции. Но не следует понимать так середину по отношению к нам. Ведь если пищи на десять мин много, а на две — мало, то наставник в гимнастических упражнениях не станет предписывать питание на шесть мин, потому что и это для данного человека может быть [слишком] много или [слишком] мало. Для Милона этого мало, а для начинающего занятия — много. Так и с бегом и борьбой. Поэтому избытка и недостатка всякий знаток избегает, ища середины и избирая для себя [именно] ее, причем середину [не самой вещи], а [середину] для нас. Если же всякая наука успешно совершает свое дело таким вот образом, т. е. стремясь к середине и к ней ведя свои результаты (откуда обычай говорить о делах, выполненных в совершенстве, «ни убавить, ни прибавить», имея в виду, что избыток и недостаток гибельны для совершенства, а обладание серединой благотворно, причем искусные мастера, как мы утверждаем, работают с оглядкой на это [правило]), то и добродетель, которая, так же как природа, и точнее и лучше искусства любого [мастера], будет, пожалуй, попадать в середину. Я имею в виду нравственную добродетель, ибо именно она сказывается в страстях и поступках, а тут и возникает избыток, недостаток и середина. Так, например, в страхе и отваге, во влечении, гневе и сожалении и вообще в удовольствии и в страдании возможно и «больше», и «меньше», а и то и другое не хорошо. Но все это, когда следует, в должных обстоятельствах, относительно должного предмета, ради должной цели и должным способом, есть середина и самое лучшее, что как раз и свойственно добродетели. Точно так же и в поступках бывает избыток, недостаток и середина. Добродетель сказывается в страстях и в поступках, а в этих последних избыток — это проступок, и недостаток [тоже] {не похвалят}, в то время как середина похвальна и успешна; и то и другое между тем относят к добродетели. Добродетель, следовательно, есть некое обладание серединой; во всяком случае, она существует постольку, поскольку ее достигает
Аристотель подчёркивал важность деятельностной, активной природы добродетели (добродетель определяется поступками, которые человек совершает, а не его намерениями). При этом добродетель напрямую связывается Аристотелем с счастьем человека: тот, кто добродетелен и совершает добродетельные поступки, счастлив ("счастье — это некая деятельность души в полноте добродетели"). Добродетельный поступок в этом смысле совершается ради самого себя, а не ради дополнительной выгоды.
Подобно тому как на олимпийских состязаниях венки получают не самые красивые и сильные, а те, кто участвует в состязании (ибо победители бывают из их числа), так в жизни прекрасного и благого достигают те, кто совершает правильные поступки. И даже сама по себе жизнь доставляет им удовольствие. Удовольствие ведь испытывают в душе, а между тем каждому то в удовольствие, любителем чего он называется. Скажем, любителю коней — конь, любителю зрелищ — зрелища, и точно так же правосудное — любящему правое, а любящему добродетель — вообще все, сообразно добродетели.
Наконец, Аристотель разработал вполне прагматическкую политическую теорию, в которой определил государство как результат разумного диалога между людьми, людей - как "политических животных" (т.е. животных, склонных к построению государства), а цель государства - как благополучие граждан.
Во всех людей природа вселила стремление к государственному общению, и первый, кто это общение организовал, оказал человечеству величайшее благо. Человек, нашедший свое завершение, – совершеннейшее из живых существ, и, наоборот, человек, живущий вне закона и права, – наихудший из всех, ибо несправедливость, владеющая оружием, тяжелее всего; природа же дала человеку в руки оружие – умственную и нравственную силу, а ими вполне можно пользоваться в обратную сторону. Поэтому человек, лишенный добродетели, оказывается существом самым нечестивым и диким, низменным в своих половых и вкусовых позывах. Понятие справедливости связано с представлением о государстве, так как право, служащее мерилом справедливости, является регулирующей нормой политического общения.
Государство для Аристотеля - это союз разных людей (с разными идеями, характером, знаниями и навыками), объединённых коммуникацией, которые совместными усилиями решают задачи более глобальные, чем они могли бы ставить и решать в одиночку. Иными словами, единомыслие и однородность в государстве - это плохо, поскольку оно подтачивает главное преимущество государства, состоящее в его способности объединять ради общих целей разных людей.
Можно сказать, что эти идеи Аристотеля, которые, по сути, суммировали опыт классической античной демократии, заложили основу наших представлений о демократическом обществе.