Может ли память о репрессиях быть основой для солидаризации российского общества?

Проблема в том, что сейчас нет никакой памяти о репрессиях. Есть два крайне ангажированных полярных мнения:

Причем ни те, ни другие, как правило, не знакомы ни с какими серьезными исследованиями по теме, а свое мнение высказывают либо на основе личного субъективного знания (вот моего деда расстреляли, а он ни в чем не виноват), либо на основе низкопробной публицистики а-ля Прудникова (там, где Берия - истинный рыцарь). Понятно, что ни о какой солидаризации в данном случае речи идти не может - оппоненты готовы полностью растоптать друг друга.

Прежде, чем говорить о примирении и создании какой-то общей памяти, на основе которой можно будет солидаризироваться, следует ответить на несколько принципиальных вопросов. Во-первых, а что такое вообще репрессии 1920-30-х годов. Ведь по сути, речь идет о двух, хотя и тесно переплетенных, но все-таки разных и по природе, и по масштабу процессах. Первый - это политическая борьба, частью которой является физическое уничтожение оппонентов. И не надо всю ее сводить к личности Сталина, который якобы таким образом укреплял свою власть. В партийной верхушке было несколько группировок, которые имели разные взгляды и были готовы бороться до конца, вплоть до переворота. И в данном случае надо учитывать, что сложно говорить о невинных жертвах среди тех, кто сам готов был уничтожить врагов, просто им не повезло (хотя, безусловно, и тут были те, которые пострадали за компанию). Второй процесс - это ускоренная модернизация, в рамках которой проводились коллективизация и индустриализация. Репрессии здесь носили совершенно иной характер - надо было продавливать определенную экономическую политику, частью которой были массовые переселения для освоения тех мест, куда добровольно никто не поедет. Здесь, собственно, мы действительно можем говорить о невинных жертвах, потому что люди страдали не за взгляды, а просто были фигурками на большой доске.

Во-вторых, следует до конца разобраться в масштабах репрессий, а также вообще понять, кого именно можно считать репрессированным. Очень часто всех, кто в этот период оказался в тюрьме, лагере или был казнен, записывают в жертвы репрессий, но ситуация куда сложнее. Были и уголовники и те, кто совершали служебные преступления, но проходили по политическим статьям. Поэтому тут нужна кропотливая работа по отделению реально невинных жертв государственной машины от преступников. Сюда же относится вопрос о том, считать ли принудительные переселения репрессиями, поскольку такая традиция в России (и не только) существовала достаточно давно.

В-третьих, встает вопрос о том, как всю эту информацию можно донести до людей, как сломать сложившиеся стереотипы. Только после этого можно будет начать сближение противоборствующих сторон. Причем важно делать упор и на то, что "сын за отца не отвечает", поскольку сейчас у нас в стране живут как потомки репрессированных, так и потомки тех, кто репрессии осуществлял (а иногда это оказываются одни и те же люди). Ведь вопрос о реституции в ином случае может стать очень остро - многие из ныне живущих пользуются имуществом репрессированных.

И только тогда, когда мы сможем на эти вопросы ответить, перед нами откроется долгий путь к примирению и солидаризации.