ПОЧЕМУ ОПАСЕН ЛОЖНЫЙ ОБРАЗ АНТИХРИСТА
На рубеже ХХ века почти одновременно в России создаются три литературных произведения, оказавшие глубокое влияние на формирование современного христианского сознания. Эти сочинения: "Поэма о Великом Инквизиторе" Федора Достоевского, "Легенда об Антихристе" Владимира Соловьева и "Протоколы Сионских мудрецов", основным автором которых, согласно аргументированному мнению ряда исследователей, является сотрудник тайной полиции Петр Рачковский. При всем различии движущих мотивов их авторов, при всем несходстве эмоциональных и политических акцентов, эти произведения фактически дополняют друг друга, создавая яркий и целостный образ Антихриста как средоточия мирового зла, стремящегося воплотить себя в реальной истории.
Однако трагический опыт ХХ века, приоткрывший новые глубины зла, вынуждает нас критически пересмотреть этот образ Антихриста, уже ставший привычным и как бы «каноническим». Кратко рассмотрим три грани этого образа, обрисованные в упомянутых сочинениях.
Достоевский – знаток человеческой души, глубоко заглянувший в ее бездны: с гениальным мастерством он вывел на свет то, от чего с ужасом отшатывается наше дневное сознание: извращенные желания, преступные импульсы, иррациональные страхи. Именно на манипуляции этими темными началами построил свою власть над человеком Великий Инквизитор. Достоевский изображает его таким же проникновенным психологом, каким был он сам. Но Достоевский видел свою миссию в том, чтобы внести Божественный свет в недра подсознания. Инквизитор, напротив, хочет навсегда оставить человека таким, какой он есть, не допуская возможности его духовного роста. Как трезвый реалист и "заботливый отец", он принимает на себя бремя ответственности за пороки и преступления своих неразумных и слабых детей. Здесь он явно пародирует Иисуса Христа, который «взял на Себя наши болезни и понес наши грехи». Властвуя от Его имени, Инквизитор знает, что в действительности он служит тому «страшному и умному духу», который искушал Христа в пустыне. "Мы не с тобой, мы с ним" – говорит он живому Иисусу, который неожиданно появляется на улицах Севильи на исходе пятнадцатого века. Как бы продолжая неоконченный спор сатаны с Иисусом, Инквизитор говорит:
«Ты не захотел лишить человека свободы…, ты возразил, что человек жив не единым хлебом, но знаешь ли, что во имя этого самого хлеба земного и восстанет на тебя дух земли и сразится с тобою и победит тебя и все пойдут за ним, восклицая:
“Кто подобен зверю cему, он дал нам огонь с небеси!“…
Поймут наконец сами, что свобода и хлеб земной вдоволь для всякого вместе немыслимы, ибо никогда, никогда не сумеют они разделиться между собою! Убедятся также, что они не могут быть никогда и свободными, потому что малосильны, порочны, ничтожны и бунтовщики…
Ибо нет у человека заботы мучительнее, как найти того, кому бы передать поскорее этот дар свободы, с которым это несчастное существо рождается… В свободные от труда часы мы устроим им жизнь как детскую игру, с детскими песнями, хором, с невинными плясками… Мы скажем им, что всякий грех будет искуплен, если сделан будет с нашего позволения; позволяем же им грешить, потому что их любим, наказание же за эти грехи, так и быть, возьмем на себя. И нас они будут обожать как благодетелей, понесших на себе их грехи пред Богом».
Мощная проповедь Достоевского (кстати, самого читаемого русского писателя на западе) пробуждала в сердце образованного человека глубокую ненависть ко всякому духовному порабощению личности. В отечественном опыте такое порабощение исходило, прежде всего, от государства, тогда как в европейском сознании образ Великого Инквизитора стал олицетворением худших сторон папизма.
Владимир Соловьев изображает носителя мирового зла несколько иными красками. "Антихрист" Соловьева в словах, делах и даже наедине со своей совестью – это воплощенная добродетель, даже окрашенная христианскими идеалами:
«Он питает свою самость сознанием своих сверхчеловеческих добродетелей и дарований – ведь это, как сказано, человек безупречной нравственности и необычайной гениальности».
Делом его жизни является установление всеобщего мира на земле и царства «всеобщей сытости». Он почти достигает успеха и всеобщего признания даже со стороны католиков, православных и протестантов, но его губит завистливая ревность к Иисусу Христу. Православный "старец Иоанн" говорит ему от имени всех христиан:
«Мы готовы признать тебя своим царем и владыкой, если ты признаешь своим Царем и Владыкой Иисуса Христа».
И тогда Антихриста охватывает неистовая ярость и он подвергает смерти всех не признавших его христиан.
Однако убитые им сразу же воскресают, а евреи, которые сначала приняли его за своего ожидаемого Мессию, разоблачают его обман и все как один поднимают против него восстание.
Все кончается тем, что евреи вместе с воскресшими христианами объявляют наступление Тысячелетнего царства Божия на земле, и все человечество идет вслед за ними.
Несмотря на широкое распространение идей Достоевского и Соловьева, они не выдерживают в этом отношении никакой конкуренции с печально знаменитыми «Протоколами сионских мудрецов», которым суждено было стать настоящим "бестселлером" ХХ века. Четырежды переизданные между двумя русскими революциями, "Протоколы" приобрели огромную популярность в версальской Германии, сыграв свою немалую роль в приходе Гитлера к власти. А после этого министерство пропаганды Геббельса издавало их миллионными тиражами на разных языках, заранее запуская в те страны, который Рейх собирался оккупировать. Новый взрыв публикаций «Протоколы» пережили в современной России: почти на всех церковных книжных прилавках они лежат рядом с Библией и творениями святых отцов.
Кому-то может показаться нелогичным и даже возмутительным то, что я ставлю в один ряд с гениальными творениями Достоевского и Соловьева такой грязный пасквиль, как "Протоколы Сионских мудрецов". Но факт заключается в том, что все эти три произведения формируют в христианском сознании, по существу, единый образ Антихриста, хотя и в разных его аспектах.
Изображая картину всемирного еврейского заговора, Петр Рачковский рисует как бы "негативный отпечаток" той организации, в которой он сам был далеко не рядовым членом. Во времена написания "Протоколов" он служил главой российской разведки в Париже, а после 1905 года стал начальником политического отдела всей имперской тайной полиции.
Подобно обвиняемым средневековой инквизиции или сталинских судебных процессов, "мудрецы", которых изобразил Рачковский, с чрезвычайной старательностью убеждают читателя (и, что самое нелепое – друг друга, ведь это выдается за сверхсекретный документ только для своих!), в своем необычайном злодействе. Вот немногие примеры:
«наш пароль – сила и лицемерие», «мы не должны останавливаться перед подкупом, обманом и предательством», «мы одурачили, одурманили и развратили гойскую молодежь», «мы создали безумную, грязную, отвратительную литературу» и т.д. и т.п.
Но если к самим себе и к своим делам "князья израильские" применяют слова грязные, низкие и порочащие, то с каким возвышенным пафосом они говорят, например, о самодержавии:
«Только у самодержавного лица планы могут выработаться обширно ясными, в порядке, распределяющем весь механизм государственной машины».
Или такое:
«В те времена, когда народы глядели на царствование, как на чистое проявление Божией воли, они безропотно покорялись самодержавию царей»; но стараниями заговорщиков «помазание Божественным избранием ниспало с главы царей в глазах народа».
К вящему торжеству русских неославянофилов, тайные и могущественные "князья Израиля" оказываются горячими пропагандистами приходской организации русской социальной жизни:
«При такой вере народ был бы управляем опекой приходов и шел бы смиренно и кротко под рукой своего духовного пастыря, повинуясь Божиему распределению на земле».
Не иначе, как сионские мудрецы вступили в коварный сговор с православными энтузиастами "приходской идеи", которая как раз на рубеже веков бурно обсуждалась в русской печати: идея заменить церковным приходом исчезающую сельскую общину.
Вообще, "Протоколы" не обошли вниманием ни один важный вопрос, стоявший перед российской властью и обществом того времени. Вот, например, что в них можно прочесть по поводу остро актуальной идеи "прогресса":
«Мы с полным успехом вскружили прогрессом безмозглые гоевские головы и нет среди гоев ума, который бы увидел, что под этим словом кроется отвлечение от истины во всех случаях, где дело не касается материальных изобретений, ибо истина одна, в ней нет места прогрессу».
Но в чем же главное "злодейство" сионских заговорщиков?
А вот в чем:
«Мы ввели в государственный организм яд либерализма... От либерализма родились конституционные государства, заменившие спасительное для гоев самодержавие, а конституция, как нам хорошо известно, есть не что иное, как школа раздоров, разлада, споров, несогласий, бесплодных партийных агитаций, партийных тенденций – одним словом, школа всего того, что обезличивает деятельность государства».
Это уже почти прямые цитаты из Победоносцева.
Речь сейчас не о том, что подобные взгляды совсем лишены смысла: Рачковский, и тем более Победоносцев, были совсем неглупыми людьми. Но только очень глупый человек может поверить, что эти их взгляды так горячо и убедительно проповедуют евреи, да еще заговорщики против самодержавной государственности!
В целом, если убрать анекдотические подробности, "разрушительная" программа "Протоколов" оказывается всего лишь прогрессистской, гуманистической и либеральной. Конечно, для консервативно-монархического сознания худшего "злодейства" и придумать нельзя. Но, по сути, сионские мудрецы Рачковского предлагают тот же проект полного удовлетворения телесных и социальных потребностей человечества (включая видимость свободы), что и соловьевский Антихрист. А в презрении к неразумной толпе, в готовности манипулировать человеческими слабостями они очень напоминают Великого Инквизитора, изображенного Достоевским.
Разумеется, способы практического осуществления программы каждый автор сочиняет "под себя", в соответствии со своим собственным общественно-политическим опытом.
Инквизитор Достоевского управляет массовой психологией, Антихрист Соловьева, естественно, "пишет гениальную книгу", а герои Рачковского действуют методами заговоров, интриг и провокаций. Столь же естественно, что такие гении, как Соловьев и Достоевский, на первый план выдвигают личность, а профессиональный функционер Рачковский – организацию. Но "Антихрист" у Рачковского тоже есть: "грядущий монарх из дома Давидова", ставленник организации, предназначенный ею на роль еврейского Мессии.
В "Легенде об Антихристе" юдофила Соловьева евреи тоже играют активную роль. Он пророчествует, что евреи первыми поднимут яростное восстание против Антихриста, узнав о его неверности Богу Израиля ("узнали, что он даже не обрезан!"). Тем самым он как бы "облагораживает" образ еврейства в глазах христианского читателя.
Но практически в концепции Соловьева гораздо важнее то, что до своего восстания евреи все же принимают Антихриста в качестве своего Мессии, и таким образом в уме читателя закрепляется идея о том, что евреи на протяжении всей истории ждут Антихриста и тем самым приближают его приход. В итоге получается, что Соловьев и Рачковский воздействуют на массовое сознание в одном направлении. Что же касается Достоевского, то он юдофилом не был, и его высказывания о "разрушительной роли евреев" совпадают с "Протоколами" почти буквально.
Я еще раз подчеркиваю, что стараюсь здесь вывести за скобки личности авторов, оценку истинности их утверждений, а также нравственные мотивы их персонажей. Я лишь хочу понять, какой эмоциональный импульс порождают эти произведения, какие практические выводы они подсказывают. Получается, что дух Антихриста в наше время – это сочетание идеологии либерализма с тайным манипулированием общественным сознанием. Трудно отрицать, что это сочетание составляет основу современной западной цивилизации (в отличие от цивилизации советской, где либерализма не было, а манипулирование было грубым и явным).
Но можно ли утверждать, что именно в этом – дух Антихриста, как предельного средоточия мирового зла?
В качестве глубинного источника зла у всех трех авторов представлена обыкновенная гордыня: в одних случаях личная, в других – национальная. То, что гордыня – корень всех человеческих грехов, для христианского сознания несомненно. Но может ли сущность апокалиптического Зверя быть сведена только к этому? Поскольку этот порок в той или иной степени свойствен каждому человеку и каждому без исключения народу, это дает нам постоянный повод называть "антихристами" всех тех, с кем мы чего-то всерьез не поделили.
Источником непримиримой вражды может послужить, например, претензия быть носителем абсолютной истины, стремление стать единственной мировой Империей или попытка принять на себя роль богоизбранного народа. История дает немало примеров зачисления в "антихристы" своих религиозных или политических соперниов. Тот, кто воображает, что он лично или его народ свободен от гордыни и не подвержен духовному прельщению, тот в лучшем случае бесконечно наивен и неопытен в духовной жизни. А в худшем случае – настолько полно захвачен этой самой гордыней, что уже не в состоянии даже заметить и, тем более, преодолеть ее.
Такие "руководства по борьбе с Антихристом", как "Поэма", "Легенда" или "Протоколы" не дают правильных ориентиров в сложной мировой ситуации и способны привести к серьезным нравственным срывам, к большим духовным и политическим ошибкам.
Укоренение в христианской среде ложного образа Антихриста как прозападного прогрессиста и либерала, и в то же время как ставленника секретных спецслужб или тайного еврейского "лобби", чревато самыми тяжелыми последствиями для судеб самого мирового христианства. В условиях острого политического и социально-психологического кризиса это может привести к такому взрыву апокалиптической истерии, перед которым побледнеют все исторические прецеденты.
Представим себе крайний вариант, который только на первый взгляд кажется фантастическим. Допустим, что будет избран такой Римский Папа, который подпадет под влияние массовых апокалиптических настроений и властно, опираясь на догмат о папской непогрешимости, объявит ex cathedra, что Антихрист, в лице какого-нибудь харизматического западного лидера, уже пришел.
Под угрозой отлучения от Церкви он призовет свою паству к священной войне против этого "Антихриста"; многие протестанты и православные забудут о своей вражде с папизмом и, хотя бы временно, присоединятся к нему. В этой войне фундаменталистское христианство не сможет избежать союза с экстремистским исламом, для которого весь либеральный Запад (особенно англо-саксонский) давно уже стал воплощением мирового Зла.
И чем же все это закончится?
Через некоторое время выяснится, что политический лидер, "назначенный" в антихристы, никак не соответствует пророчествам Священного Писания. Затем эта якобы священная война против Запада будет проиграна разрозненными, ненавидящими друг друга союзниками.
Все это обернется небывалым позором для мирового христианства в целом, и народы в гневе призовут к ответу близоруких и самоуверенных, впавших в прельщение "пророков", втянувших свои народы в бессмысленную бойню.
Всякое чувство апокалиптической тревоги будет после этого восприниматься как проявление агрессивного экстремизма и фундаментализма. Все попытки прислушаться к Божественным пророчествам будут встречаться в штыки как интеллигентским, так и массовым сознанием. Упоминание самого слова "Антихрист" станет чем-то попросту неприличным.
И вот тогда на сцену выйдет настоящий Зверь...