О процесс реабилитации очень хорошо рассказывает Евгения Гинзбург в своих мемуарах «Крутой маршрут». В её случае всё сложилось благоприятно. Изначальный приговор Евгении Гинзбург был 10 лет тюремного заключения (через 2 года заменённый на пребывание в лагерях) и 5 лет поражения в правах (в первую очередь, политических, например, она не имела права участвовать в выборах). После выхода из лагеря ей оформили вечную ссылку на Колыме, т.е. она не имела права удаляться от Магадана дальше, чем на определённое расстояние. После смерти Сталина и первых сдвигов в сторону оттепели ссылка была снята, и Гинзбург получила возможность впервые выехать «на материк» - этим словом колымчане называли весь остальной СССР, не Колыму и не Дальний Восток. Как вспоминает сама Гинзбург, в сталинский период она никогда не поддавалась «всеобщей эпидемии» написания прошений о реабилитации, однако, увидев признаки начинающихся перемен, она всё же написала письмо на имя Ворошилова. Письмо было рассмотрено, и дело о реабилитации передали в прокуратуру. Тогда сама Гинзбург выехала в Москву. После долгого хождения по инстанциям было принято решение о её реабилитации.
Гинзбург пишет, что справки о реабилитации были с двумя видами формулировок – «за недоказанностью обвинений» и «за отсутствием состава преступления». Её справка оказалась «высшего сорта» - «за отсутствием состава преступления». Таким образом, все обвинения были сняты. Более того, ей предложили восстановиться в компартии, даже настоятельно рекомендовали это сделать – именно для того, чтобы не портить анкеты себе и детям формулировкой «исключена по обвинению в контрреволюционной деятельности». Это означало полное восстановление в правах, но Гинзбург всё же вернулась на Колыму и прожила там ещё несколько лет, пока не реабилитировали её мужа – Антона Вальтера. После этого семья в полном составе выехала с Колымы и поселилась во Львове.
Что же касается отношения к жертвам репрессий и реабилитированным… Сначала, первые несколько лет, многие относились к ним как к героям. У многих из тех, кого репрессии минули, были репрессированы родственники, плюс сказывалось чувство освобождения, исчезновения того, что Гинзбург называет Великим Страхом. Со стороны государства препятствий этому не чинилось, поскольку это вполне вписывалось в политику XX съезда. Но в дальнейшем, особенно при Брежневе, тему репрессий стали замалчивать. Сначала по принципу «да, это было, но говорить мы об этом не будем» - например, из биографий героев революции (многие из которых были репрессированы) исчезали последние главы, так что читатели оставались в недоумении, а как же, собственно, эти славные герои окончили свою жизнь. Потом тема вообще оказалась под запретом вплоть до перестройки.
Да, и ещё один момент по поводу влияния на жизнь реабилитированных. Для некоторых из бывших колымчан реабилитация оказывалась настоящим шоком – пусть и положительным, но всё равно сильным стрессом. Муж Евгении Гинзбург, Антон Вальтер, этого стресса так и не перенёс. Вскоре после их переезда во Львов, на ровном, казалось бы, месте, его организм просто отказал. Вернулась лагерная цинга, перестали усваиваться витамины и питательные вещества. Спасти его, к сожалению, не удалось. А вот для приёмной дочери Гинзбург, Антонины, удочерённой уже там, на Колыме реабилитация семьи, безусловно, стала путёвкой в жизнь. Антонина стала актрисой и сделала блестящую карьеру. Впоследствии помогала собирать документы и сведения о матери, занималась публикациями книги "Крутой маршрут" в России и за рубежом.